— Хорошо, — удовлетворённо промолчал Хаймер. — А теперь вот что… Мы со Звездочётом тут покумекали, и вот к какому выводу пришли: похоже, этот водопад берёт своё начало в той пещере, где находятся Светящиеся Воды.
Прорицательница вздрогнула, отчётливо представив себе могущество потока, истекающего из самого волшебного и священного места во всех мирах. Хаймер, тем временем, продолжал:
— …затем он выходит в наш мир и становится истоком Песонельта, текущего через весь Сударб.
— Интересная мысль, — одобрил Кинранст. — Но что из этого следует?
Первооткрыватель хотел было ответить, но его опередил Окт:
— Тогда… понятно, почему воды Песонельта иногда текут вспять… — они разносят вести… по всем мирам…
— Значит, будет проще оповестить Сударб о решении Совета, — не отрываясь от альбома, заявил брат Мренд.
— Как? — вопрос прозвучал сразу со всех сторон.
— Уж, тебе ли не знать? — c самым наивным видом усмехнулся Художник, обращаясь к Волшебнику. — Гладиолусы по реке запустим!
III
— Странно… Вроде ты синий, а вроде и нет. На меня похож, а крыльев нету… — задумчиво заявил самый юный лежбик, обнюхивая Тийнерета, который был несколько меньше его ростом. — Ты не из наших!
— И ты не из наших! — парировал кошачий вожак, на всякий случай, выгибая спину и поднимая мохнатый хвост.
Синий котёнок был настроен миролюбиво. Он с интересом осмотрел собеседника и муркнул:
— Я — лежбик!
— Ага, значит, вы всё-таки существуете. Просто замечательно!
— А ты кто?
— Я-то? Кот…
— Кот? Настоящий? Я о вас только слышал…
— Кот, я кот! Обыкновенный. Почти….
Тийнерет решил, что угрожающая стойка выглядит невежливо, поэтому как всегда чинно уселся, галантно склонил голову, а заодно начал приводить в порядок белоснежную манишку с золотистым пятнышком.
— Почему почти? — не унимался любознательный юнец.
— Потому что… — доходчиво объяснил взрослый.
Против этого аргумента спорить было сложно.
Они немного посидели молча, размышляя о сокровенном смысле сказанного. Потом лежбик не выдержал:
— О чём ты думаешь?
— О жизни.
— А что ты о ней думаешь?
— Жизнь такая штука, о которой стоит подумать… — сказал Тийнерет на кошачьем наречии. Помолчал и добавил. — Особенно сейчас.
— Странно… Я тоже о ней много размышлял, — не то удивился, не то согласился крылатый котёнок.
— Сегодня об этом будут думать все, кто соберётся под стенами Цагрины. А вот говорить станут о смерти и войне… — солидно промолчал кот, мрачно поводя хвостом.
— А о жизни? — ужаснулся юный лежбик.
Тийнерет посмотрел, как будто сквозь своего нового приятеля и подумал, что тому рановато задаваться столь философскими вопросами. Хотя… Кто их знает, лежбиков этих. Вон, дюки-то становятся взрослыми чуть ли не с рождения. Он ещё немного помолчал и еле слышно муркнул:
— Не время пока. О ней заговорят, когда будут подсчитывать потери и вспоминать павших… А сейчас — только о войне и смерти…
Тийнерет прислушался. Конечно же, он оказался прав. Впрочем, как и всегда.
— …поэтому никому не известны сроки и исход этого сражения. Мы только надеяться можем. Но упускать шанс нельзя… — говорил Кайниол.
Кот ухмыльнулся, мол, что я говорил! Поразился собственной мудрости. Свернулся калачиком и мирно задремал. Как и подавляющее большинство его соплеменников. Лежбики тоже улеглись, грациозно сложив роскошные крылья.
Хвостатое воинство спало, не упуская при этом ни одного слова.
И думало о жизни.
IV
Император продолжал свою речь. Он вспоминал одного своего отца и смотрел на другого. Рассказывал о зверствах Правителя и думал о младших братьях, только по случайности избежавших казни. Говорил о разрушении Амграманы и украдкой бросал взгляды на Оканель, понимая, что когда-нибудь этот кошмар закончится и тогда их ожидает счастье. Ничем уже не омрачаемое. На всю долгую или короткую жизнь. Поглядывал на неразлучных Исулолгду и Стийфелта и говорил о бедствиях постигших каждую из сударбских провинций. Молчали люди. И дюки тоже безмолвствовали. Не перемалчивались как обычно, а просто слушали. Кайниол говорил горячо и долго. Лишь однажды он прервался. Медленно обвёл взглядом людей, приглашённых на Великий Совет. Друзей, отмеченных золотыми медальонами. Знакомых. Незнакомцев, пришедших изо всех провинций многострадального Сударба. Даже из Ванирны, Шаракома, и что самое удивительное, из Мэниги. Тёмные, как у Арнита, глаза внимательно ловили, взгляды полные непонимания и сочувствия, скепсиса и надежды, боли и воодушевления. Юноша долго не мог продолжить, понимая, от сказанного им будут зависеть их судьбы. Что делать, он был Императором… И никого не касалось Юным или ещё каким… Наконец, Кайниол отчётливо произнёс: