Откинувшись на спинку дивана, я погружаюсь в тревожные мысли о судьбе своих младших брать. Их судьба мне неизвестна.
"Дядя собирался отправить их в Лондон, - тяжело вздыхаю, прикрываю глаза. – Как они? Как я найду их?"
Проведя некоторое время в размышлениях решаю, что прибыв в Лондон сразу же наведу справки о том, где учатся мальчики. Скорее всего, это окажется какое-нибудь учебное заведение, выпускники которого пополнят гвардию короля. Перед глазами еще стоят их испуганные лица, затравленные взгляды во время нашего прощания перед моим отъездом из семейного поместья.
"Эдвард, Питер… Я найду вас и заберу," - даю себе слово в очередной раз.
Решительно настроенная, открываю глаза. Улицы Эдинбурга остались позади, вместе с моими преследователями. За окном мелькали деревья, зеленые поля, изредка бедные деревни.
К вечеру, когда солнце скрылось за горизонт и на лесную дорогу, по которой мы ехали, опустилась густая темнота, мы выехали на какую-то поляну. Придвинувшись ближе к окну, я разглядела большой костер и полдюжины ярких повозок, людей в пестрых нарядах. Я не раз видела таких, когда отец ездил по делам в Дублин и брал меня с собой. На поляне возле дороги расположился на ночлег цыганский табор.
Не раздумывая ни минуты, мысленно обращаюсь к Тобиасу:
«Остановимся здесь.»
[1] Примас - почётный титул церковного иерарха в стране, обладающего высшей духовной юрисдикцией над прочими епископами страны.
Глава 7. Нагадай мне, цыганка, счастья.
Тобиас натягивает поводья, жеребцы послушно сбавляют скорость, медленно сворачивают на поляну к табору. Похоже, появление незнакомой повозки, удивляет всех. Через небольшое окошко я наблюдаю, как цыгане застывают на местах, пытаясь хорошенько рассмотреть извозчика в темноте. И лишь дети, по каким-то неведомым мне причинам еще не спящие в столь позднее время, бросаются в нашу сторону, что-то выкрикивая на бегу.
Мы описываем полукруг по поляне, заезжаем за повозки табора и останавливаемся, надежно укрытые от чужих глаз. Среди доносящихся ржания коней и возгласов детей, я улавливаю взволнованные голоса цыган, похоже, совершенно не обрадовавшихся нашей компании. Запускаю руку в волосы, нащупываю пальцами шпильку, вынимаю ее из прически. Около двери раздаются шаги, хруст ветки, повисает недолгая тишина, затем следует стук, уверенный и громкий. Острый конец металлического аксессуара быстро скользит по руке, на рассеченной коже тонкой полосой проступает багровая кровь. Капли скатываются по запястью, капают на пол, с шипением впитываются в темное лакированное дерево, не оставляя никаких следов. Поправив прическу и натянув манжет атласного рукава до самой ладони, елейно произношу:
- Войдите.
Легкое движение кисти, на столе вспыхивают свечи, освещая мягким светом пространство.
Деревянная дверь легко приоткрывается. Первое, что я ощущаю, это густой табачный дым, ворвавшийся внутрь, опережая ночного гостя. Затем, раздается скрип подножки, глухой стук каблуков мужских сапог по полу. Незнакомец замирает, глубоко затягивается из тлеющей резной трубки, окидывает взглядом убранство повозки. На его лице отражается недоумение. Видимо мужчина заметил, что наше транспортное средство внутри гораздо просторнее, чем выглядит снаружи.
Воспользовавшись его промедлением, я всматриваюсь в лицо незваного гостя. Незнакомец оказался высок ростом, едва не задевает головой потолок, широк в плечах, смугл, черные, как смоль, волосы почти доходят до плеч, непослушная прядь спадает на лоб, короткая щетина покрывает скулы. Мужчина хорош собой, внешность довольно притягательная. Черная атласная рубашка, с расшитым серебряными нитями воротником, расстегнута на пару верхних пуговиц, под ней виднеется золотая цепочка.
"Интересно, к какой вере принадлежат цыгане?" - мысль о том, что они христиане, как все в Европе, почему-то кажется кощунственной.
На поясе ночного гостя застегнут широкий ремень, одна рука покоится на длинном тонком ноже, висящем на бедре, другая застыла сжимая трубку. Брюки в тон, сапоги до колен на маленьком каблуке, на пятках блестят острые металлические шпоры.
Темные глаза мужчины слегка прищурены, внимательно осматривают все, затем останавливаются на мне и Мэри. Наши взгляды встречаются, мы сверлим друг друга. Я вижу, как на лице человека непонимание сменяется усмешкой. Он вновь затягивается густым дымом, на выдохе произносит грубым, пробирающим до мурашек, голосом:
- Я Дамиан Мареш, барон табора. Мы следуем в Лондон и остановились здесь на ночевку. Присоединяйтесь к нашему костру.