Кто не знает, тех последствий, которые вытекают из действий, совершенных под влиянием иллюзий? Тот, кто знает сущность иллюзии и последствия, к которым приводит действие под влиянием иллюзий, и все-таки, несмотря на свои знания действует под влиянием иллюзии, может быть назван ослепленным упрямцем, которого ослепление и упрямство рано или поздно приведут к несчастью.
Конечно, бывают иллюзии, которые побуждают к правильным действиям. Эти действия всегда в таком случае являются правильными с этической и социальной точек зрения и поэтому, может быть, и с точки зрения собственного счастия.
Во всяком случае из того, что какое-нибудь представление выступает в качестве эвдемонологической иллюзии, еще не видно, побуждает ли оно к правильным или неправильным действиям. Не существует такого признака, по которому можно было бы различить полезные иллюзии от неполезных. Это различие в степени полезности обнаружится только тогда, когда мы подвергнем изучению социальные последствия иллюзий. С иллюзиями, которые приводят к вредным социальным последствиям, надо бороться в интересах повышения жизни человечества, несмотря на то, что они одержимым ими приносят наслаждение. Иллюзии же, которые приводят к полезным социальным последствиям, должны быть допустимы не потому, что они дают наслаждение в настоящем или обещают его в будущем, но только ради их социальных последствий, несмотря даже на то, если вызванное ими косвенное страдание будет больше прямого наслаждения.
Естественно, что в первобытном состоянии животные и люди руководятся инстинктами, потому что здесь, согласно законам природы, жизнь протекает под влиянием врожденных инстинктов, а незначительная доля влияния со стороны размышления совершенно теряется, вследствие чего не встречается других иллюзий, кроме тех, которые связаны с инстинктивной, согласно законам природы жизнью. Задача человечества заключается в том, чтобы бессознательно протекающий процесс природы преобразовать в сознательно протекающий и направленный процесс. Культурный человек хочет и должен взять свою судьбу в собственные руки и не следовать, как в полусне и дремоте, своим инстинктивным потребностям, но с открытыми глазами искать своего пути. Для этого требуется прежде всего, чтобы он познал действительность и, в зависимости от этого, определил, как направить свои действия для того, чтобы преобразовать действительно существующие условия и приблизить их к своему идеалу.
Наибольшими препятствиями при познании действительности служат: предрассудок, предвзятое мнение, воображение и мечта; но нет воображения более опасного, обманчивого и упорного, чем то, которое связано с верой в счастье и с надеждами на наслаждения, т.-е. эвдемонологическая иллюзия. Она — настоящий враг, как самосознания, так и познания внешнего мира. Она является, с одной стороны, тем призраком, при помощи которого естественное состояние не выпускает нас из своих цепких рук и затрудняет нам переход к сознательной, исторической жизни, с другой — тем заблуждением, которое сам себе создает человек, только-что выступающий из тьмы естественного состояния и не привыкший еще ориентироваться в светлой и сознательной исторической жизни. Мы дошли теперь до такой точки, что требуем реальной политики. Как в устройстве внешней и внутренней политики, так и в устройстве социальной жизни народов мы стремимся освободиться от абстрактного идеализма, сентиментальностей, утопий и всякого рода мечтаний. Как же нам признать право эвдемонологической иллюзии, которая больше, чем что-либо другое нам мешает видеть вещи такими, какими они есть, и употребить их как средство для наших конкретно-идеальных целей.
Обо всем этом Штейн рассуждает как современный человек; тем более обращает на себя внимание то обстоятельство, что он не замечает, как его защита иллюзий глубоко противоречит реалистическим тенденциям и приводит нас обратно к невежеству доисторического естественного состояния и к сонному и дремотному состоянию переходных времен. Всякая защита иллюзий противоречит истории и развитию. Она дает пищу тем, кто, как Руссо, Толстой и романтики, толкает человечество из светлого состояния исторического самосознания в полусознательное и бессознательное состояние первобытного человечества. Как раз от противоположной этим ретроградам точки зрения исходил Штейн. Как же он хочет служить желанному успеху культуры, сохраняя в то же время наибольшее препятствие к нему, в виде призрака эвдемонологической иллюзии? Этот вывод об отрицательности иллюзий сделан мною на основании современного энергизма. Остается еще решить вопрос, прав ли Штейн, утверждая, что моя критика иллюзий ведет к квиетизму. В этом случае скрывалось бы неразрушимое противоречие и непреодолимая антиномия между требованиями исторического сознания и ясности и иллюзионистическим ослеплением. На самом деле такой антиномии не существует, так как критика иллюзий ни в каком случае не ведет к квиетизму, но вернее освобождает путь для сознательных мотивов, ведущих к повышению жизни и развитию культуры. Критика иллюзий устраняет вместе с действиями, вызванными иллюзиями, также и побудительную силу антисоциальных, антиэтических и вредных для культуры иллюзий, уничтожая этим одновременно препятствия, которые большая часть иллюзий нашего времени ставит успеху культуры и повышению жизни. Она, конечно, парализует также побудительную силу незначительного меньшинства полезных иллюзий, которые связаны с телеологическими инстинктами, как и, вообще, развитие культурной жизни ослабляет жизнь инстинктивную, ставя на ее место сознательное и целесообразное действие. Провидение позаботилось о том, чтобы ослабление инстинктов в большинстве случаев не совершалось в более быстром темпе, чем необходимо для того, чтобы успех культуры мог в достаточной степени возместить этот убыток. Где дело обстояло иначе, напр., у вымирающих народов, там вырождение инстинктов составляло один из многочисленных видов, при помощи которых природа исключает бесполезных членов из общего хода развития.