Ну да, «к счастью».
Другая причина заключалась в переезде и похожей утрате. Кристен только что переехала в новый малознакомый ей мегаполис и перебралась она сюда явно не от хорошей жизни. Весь вечер она непринужденно смеялась и сверкала глазами, но это было больше похоже на защитную реакцию от долго копившейся внутри нее негативной энергии, чем на обычную жизнерадостность человека.
Она ведь пережила утрату. Каждый раз, вспоминая о своей матери, она будто превращалась в совершенно иного человека. В один момент это чуть ли не радостный беззаботный ребенок, а в другой — убитый горем старый человек. В каком-то смысле я понимал ее чувства, я тоже пережил утрату. Только у меня все было не так прозрачно и явно как у нее. Пять лет назад у меня на глазах убили родную мать, но для меня это было все равно что потерять в бою малознакомого мне солдата из своего отряда. Проще говоря, теплых чувств к своей матери я не питал и когда осознал, что ее уже нет в живых, то лишь подумал: «Ну да, теперь у меня нет матери». И ладно бы она была плохой матерью, мое отношение к ней тогда можно было бы как-то оправдать, но ведь это было не так, она была замечательной матерью и с самого детства заботилась обо мне как могла, пока отец пропадал на нескончаемых полевых операциях. Тем не менее, большую часть своей сознательной жизни я к ней ничего не чувствовал, вообще ничего… впрочем, на это у меня тоже были веские причины и я не знал кого винить за это, себя или ее.
Что меня по-настоящему раздирало на части, так это то, что я в день смерти матери сделал с маленькой Альмой. Я много думал над той ситуацией и пришел к выводу, что при любом раскладе, все кончилось бы плохо, как бы я не поступил. Какое-никакое самооправдание для моего поступка, но я все равно чувствовал свою вину за произошедшее. Мне казалось, что я никогда не смогу освободиться от этого бремени и мне придется жить с этим до самого конца. Мне очень хотелось верить, что это не так.
Сидя на диване и размышляя, я услышал, как в плейлисте музыкального центра начала играть хорошо знакомая мне песня.
— Да, Тони, ты прав, наверно мне придется забрать это бремя с собой на тот свет, — грустно пробормотал я свои мысли вслух.
Ну что, мой кошмар? Увидимся с тобой на той стороне, Альма.
Часть 3
Культурный шок
Воскресенье, 14 октября
Глава 1
Это был старый деревянный одноэтажный дом, расположенный на самом севере штата Миннесота на берегу реки Миссисипи. Его построил мой дед по материнской линии еще в конце шестидесятых годов своими руками, совершенно не прибегая к помощи каких-либо сложных технологий. Только руки и стандартные рабочие инструменты вроде молотка, пилы, отверток, лопаты и собственных мозгов.
Он собственноручно выпилил, отшлифовал и покрасил каждую доску этого дома, он сам спроектировал каждый укромный уголок этой лесной хижины. Прошло уже столько лет с момента постройки дома, а в нем все так же было минимум технологических изобретений и электричество использовалось только для самых необходимых нужд, например на электрическое отопление. И по сей день внутри этого деревянного рукотворного чуда вместо электрических ламп для освещения использовались свечи и керосиновые лампы, а большой камин служил основным источником тепла в сезон только начинающихся холодов.
Дом не был особо большим и не задумывался таковым, в нем было всего четыре комнаты: большая гостиная, кухня и две спальни. Гостиная была увешана картинами, изображающими зимний и осенний пейзажи, посреди комнаты, возле камина, стоял большой диван и деревянный столик, постоянно заваленный любимыми книгами моего деда. Для освещения на стенах гостиной были закреплены четыре керосиновые лампы.
Слева от камина находилась, выстроганная из дерева и собранная с особой любовью, огромнейших размеров книжная полка. Она простиралась от самого пола до потолка и в ней мой дед выразил всю свою любовь и бережное отношение к художественной литературе. Это были не просто голые доски, на которых можно было разместить десятки книг. Под каждое литературное произведение была выстрогана специальная выемка, куда можно было легко поставить книгу, не опасаясь, что она завалится на бок. Сама книжная полка состояла из двадцати отделений-уровней, каждое из которых могло вмещать до семидесяти книг, а это значит, что дед лично вырезал более тысячи отверстий для каждого произведения.