Помимо этого, он умудрился соорудить некий механизм, который позволял опускать верхние отделения вниз в случае отсутствия книг на самых нижних полках. Впрочем, этот чудо-механизм так, наверно, ни разу и не был использован, потому что количество литературы в библиотеке моего деда превышало все мыслимые пределы и тут не оставалось ни единого свободного места. Среди всего обилия произведений знаменитых и не очень писателей, почетное место, в самом центре на девятой от пола полке, конечно же, занимала подборка книг его любимого автора Эрнеста Хемингуэя.
Эта уникальная книжная полка поразила меня в детстве, когда я впервые увидел ее, и потому я заказал себе в квартиру нечто похожее для содержания своей скромной библиотеки, насчитывавшей книг раз в десять меньше, чем у моего деда. Тем не менее, большая книжная полка в моей современной квартире вызывала у меня самые теплые воспоминания детства.
Не обделил вниманием мой дед и две спальни в доме. Для каждой из комнат он соорудил большие двухместные кровати, которые на самом деле могли уместить не двух, а всех четырех человек. Спальные комнаты были маленькими и уютными, а большую часть пространства занимали кровати. Как и в гостиной, в спальнях дед выражал свою вторую любовь — тягу к картинам и красивым пейзажам. В каждой спальне над кроватью висело по одной картине с лесными пейзажами, а рядом на стене, будто для их подсветки, был прикреплен единственный источник света в комнате — керосиновая лампа. На мой вопрос деду «почему тут только одна тусклая лампа, ведь тут темно ночью», дед отвечал, что спальня для того чтобы спать и яркий свет в ней ни к чему.
Конечно, с течением времени в доме пришлось заменить много чего. Сюда завезли пусть и стилизованную под старинную, но все же новую современную мебель. Поменялись и обе кровати на более современные и рассчитанные уже в точности на двух человек. Однако в доме все еще оставалась старая мебель. В гостиной возле камина все так же неподвижно стояли два застывшие во времени кресла-качалки, созданные руками моего покойного деда. В детстве, когда я приезжал с матерью в этот дом во время зимних каникул, я жутко любил качаться в одном из кресел, а напротив, у камина, всегда сидел мой дед и хитро улыбался, покуривая трубку.
Мать привозила с собой неотъемлемую часть себя — свой микроскоп и вместо того, чтобы наслаждаться тихим уютом, все время сидела у себя в спальне за столом под тусклым светом, пытаясь изучать каких-то микробов. Даже не представляю, что она там могла по ночам разглядеть. Отец же мой, как всегда, где-то ловил преступников. Его я не видел месяцами, но меня это не сильно волновало. Я часами сидел и качался в кресле перед камином, слушая байки деда, и напрочь забывал обо всем остальном. Слушая рассказы деда, я будто погружался в некий сказочный мир, хотя ничего сверхъестественного в его рассказах никогда не было — все истории он брал из жизни. Вот только жизнь у него была насыщенная.
Когда на улице начинало смеркаться и дом погружался в темноту, дед зажигал несколько керосиновых ламп в гостиной и весь дом для меня мгновенно превращался в нечто поистине необыкновенное. Сразу становилось так уютно и так хорошо, что я мог, вдоволь накатавшись в любимом кресле, подбежать к окну, усесться поудобнее на подоконнике и часами завороженно смотреть на падающий снег. Если мне вдруг надоедало и это занятие, то я бежал к личной библиотеке деда и наугад вытаскивал оттуда любую книгу, до которой только мог дотянуться, после чего принимался ее с интересом изучать. Иногда после беглого осмотра книги, ее обложки и поиска хоть каких-то картинок, я внезапно будто просыпался и обнаруживал, что на самом деле уже прочитал страниц пятьдесят. Что-то мне подсказывало, что мой дед каким-то хитрым способом вот так привил мне любовь к чтению. До моего первого визита в этот дом, книги я терпеть не мог.
Я немного походил по дому, посмотрел по сторонам, попытался выглянуть в темное окно, а потом уселся в свое любимое кресло-качалку. Время словно замедлилось и я ощутил, как кресло неестественно плавно качнулось назад. Я посмотрел на деревянный столик возле камина и заметил на нем книгу с названием «Все думающие люди — атеисты» за авторством Хемингуэя. Я задумался на секунду, вспоминая, писал ли Хемингуэй в действительности книгу с таким названием, но так как не был его большим поклонником, то решил, что в данном случае я вряд ли это узнаю.