не свой, беспокойно бродил по берегу, так и не размотав снасть. - Илва! – звал он, не удивляясь странному имени. – Илва, ты где? Илва, это я! Где ты? Ил-ва! Он проходил так до полудня, но никто не пришёл. Трясясь точно в лихорадке, Олег побрёл домой, поминутно оглядываясь и всматриваясь в лесные тропы, но они были пусты. Галина ни о чём его не спросила, хотя видела, что с ним творится что-то не ладное. Её саму второй день изводили дурные мысли, и она была рада побыть одной, чтобы сбросить опостылевшую маску спокойствия и умиротворения. Её душа горела чёрным пламенем и в нём, или ей это только казалось, проступал чей-то смутный сероглазый лик, заслоняющий собой все иные мысли. Лик дочери, которой у неё никогда не было. Ночью Грант поднял страшный переполох. Он лаял и метался по прихожей с пеной у рта, хотя на улице никого не было. Точнее, никого не было видно, потому что Олег не хуже Гранта слышал чьи-то лёгкие, но настойчивые шаги вокруг дома и его жена, как ему показалось, тоже. Не в силах терпеть вой и лай, Олег грубо схватил Гранта, надел на него тугой намордник и швырнул в коморку под лестницей. Потом он подошёл к двери, дрожащей рукой отодвинул засов и распахнул её. Тёплая ночь хлынула в дом и наполнила его ароматами сада, но никто не появился из темноты и сколько не вслушивался Олег в тишину, шагов больше не было. Отчаявшись, он крикнул во тьму её имя, но в этот момент, Грант глухо завыл под лестницей и Олегу почудилось, что какая-то тень отпрянула обратно во тьму. Он запер дверь, несколько раз стукнул кулаком по двери чулана, чтобы грант прекратил свой вой и зашёл в комнату. Галина плакала в своём углу уткнувшись в подушку. Он сел рядом и с нежностью погладил её по спине. - Я всё сделаю, - сказал он. – Не волнуйся... Она ещё придёт... Он больше ей не помешает... Всё будет хорошо... Не плачь... Не плачь, моя хорошая... Никто её больше не прогонит... Никто... Олег больше не ложился. Молча и неподвижно он сидел на кухне и смотрел в окно, а когда восток набух и стал походить на готовый вот-вот распуститься розовый бутон, он встал и отпер каморку. Грант пулей вылетел на улицу и стал бегать вокруг дома, принюхиваясь к земле, фыркая и рыча. Олегу пришлось несколько раз строго его позвать, прежде чем пёс нехотя подчинился и позволил взять себя на поводок. Они вышли на улицу и углубились в лес. Всю дорогу Грант недоумевал, отчего хозяин не отпускает его с привязи и не снимает с него тесный намордник. Он бросал на Олега косые взгляды, но тот будто и не замечал его. Он шагал быстро и решительно, без единой остановки и спустя час они были на краю старых топей. Не теряя ни минуты, Олег привлёк собаку к себе, быстро стреножил её поводком, поднял над головой и спустя мгновенье бросил прямо в мутную, коричневую жижу. Пес исчез в ней без следа и только спустя четверть часа на поверхность с трудом вылезли и лопнули несколько крупных пузырей, но Олег не видел этого, так как сразу же зашагал к пруду. - Илва, - хрипел он, бродя по берегу и его глаза были больны и безумны. – Илва... Доченька... Я жду тебя... Мы ждём! Приходи... Приходи сегодня, милая... Приходи... Эхо хрипело ему в ответ, и сухой камыш шептал что-то, и в этом эхе и шорохе слышался ему то чей-то тихий смех, то глухое ворчание зверя. Не то смеясь, не то плача, Олег бродил вокруг небольшого озера целый день, и только когда небо начало темнеть, он заторопился домой. Ему вдруг сделалось страшно от дьявольской черноты озера и от того, что он сделал с Грантом. Волосы зашевелились у него на голове, при виде угловатых теней, что скрывал прибрежный камыш. Он бежал что есть духу, куда глаза глядят, хватая ртом воздух и рассекая себе лицо о ветви, и тени гнались за ним, и смех Илвы стоял в его ушах. Домой он добрался уже в кромешной тьме. Тяжело дыша он поднялся на крыльцо и стал стучать в дверь. Галина открыла ему и посторонилась. Её лицо было восковым. - Я... я вернулся, – выдохнул он. – Я... он... Боже, что я наделал?! Зачем?! Галина ничего не ответила ему и прошла на кухню. Стол был накрыт на троих и, увидев это, Олегу стало дурно. - Убери, - сказал он. – Убери это немедленно! Слышишь! УБЕРИ! Галина молча убрала одну тарелку и чашку. - Садись, поешь... - сказала она бесцветным голосом. – Ты, наверное, устал.... Грант уже дома... Спит у себя на подстилке… Ты бы видел какой он был грязный… Видно опять охотился на выдр... Челюсть у Олега задрожала и глаза округлились. Он хотел встать, чтобы заглянуть в дальний угол гостиной, туда, где лежала подстилка Гранта, но не смог. - Ты поешь, поешь, - настаивала Галина, глядя мимо мужа. – Каша очень вкусная получилась… Ей тоже очень понравилось… Давай я тебе положу... Олег отшатнулся от Галины. В глазах у него потемнело. - Кому?.. – вымолвил он. – Кому понравилось?.. - Доченьки нашей, - ответила Галина и её губы расползлись в пустой улыбке. – Она там... Спит… Утомилась с дороги... Не разбуди… На ватных ногах Олег подошёл к двери маленькой комнаты, толкнул дверь и включил свет. Тяжёлый трупный запах ударил ему в ноздри. На кровати, калачиком, лежал тёмный, вспухший труп, но его серые глаза были живыми и смотрели на него внимательно и строго... Что случилось дальше сказать трудно, известно лишь то, что нежно-голубой домик полыхнул среди ночи точно факел. Огонь ревел и вздымал руки к небу, и в полчаса всё было кончено. Галина и Олег не выжили. Поговаривали, что они сами сожгли себя, облив дом изнутри керосином из большой, двадцатилитровой канистры. Никто в это не верил, но слухи ползли точно змеи и жалили, жалили, жалили людей, заставляя их содрогаться от того, что произошло той ночью. А ещё, кто-то из соседей заметил среди сбежавшихся на пожар людей странную девочку лет 12. Никто не видел её здесь прежде и никогда не встречал потом. Её простое, длинное платье было мокрым, а в светлых волосах зеленела болотная ряска. Она стояла чуть в стороне, спокойная и невозмутимая, и её глаза в свете пламени светились жёлтым, точно глаза дикого лесного зверя. У её ног каменным изваянием сидел Грант. Когда огонь начал стихать, они оба растаяли во мраке, вернувшись туда, откуда пришли и где живут и поныне.