Илья Муромец, поехав в Киев град, слуша заутреню воскресную, но как он будет под Себежем-градом... ажно стоит под ним три царевича заморскии, со всяким царевичем си[лы] по трицати тысящ, а похваляются они град за щитом взять, а жители градских под меч... Зговорит едучи Илья Муромец: «Ох по грехом мне учинилось, что отец мой и мати моя заклели мое оружие». Однако, сотворив себе знамение клятвенное, вынимает свою палицу булатную, напущается на рать-силу великую. Сколько бьет, а вдвое конем топчет, куда он не поедеть — улицы, куда не поворотится — слободы, и побил всю силу татарскую, и три царевича насилу нашли за море на кораблях то небольшими людми.
Но как Илья Муромец ехал скрозь Себеж-град, во градских воротах встречали с хлебом и солью весь народ от мала и до велика, и бьют челом ему, и покланяются, и просят милости к себе во град хлеба и соли кушати. Но Илья Муромец хлеба и соли их не кушает, только спрашивает у них дороги прямо дороги ко граду Киеву. И отвещают ему себежские жители: «Ты гой еси, добрый молодец, прямая к нам была дорога ко граду Киеву на леса на Брын[ские], на грязи черные, на дороги, на Смородину, на мосты калиновы, только та у нас дорога запустела ровно 30 лет от Соловья-разбойника. От ево разбойнича соловьиного посвиста никакой богатырь не может устоять».
Богатырское сердце неуимчиво, и поворачивает своим добрым конем прямо на грязи черные, на реку Смородину, на мосты калиновы. И как он будет против сторожи Соловья-разбойника, ажно Соловей на сторожи был, сидел на двух дубах, засвистал он своим разбойничим соловьиным посвистом, якобы земл[я] поколебалася, и от того посвисту под Ильею конь пошарашился. Илья Муромец биет своего коня по толстым акаракам, а сам говорит таково слово: «Что ты, волъчья шерсть, шарашишся, веть меня сильнее [нет]». [И вы]нимает свой крепкой лук, а ис колчана вынимает колену стрелу, стреляет Соловья-разбойника и попал в ево левой глас. От того удару Соловей свалился со двух дубах великих. Тогда Илья Муромец наскака[в] хотел ево злой смерти предать. Но Соловей-разбойник вскочи[в] не допустил ево до себе, рече: «Богатырская есть то слава, что меня хотел без оружия убить, но дай мне справиться, я сяду на свой доброй конь». И скоро Соловей-разбойник убрал взбруду латную и сел на свой доброй конь и так розъежал... Илья Муромец от великаго разьезду только Соловья уронил, вышиб его исдалече вон на земле, за что Соловей-разбойник Илью Муромца...
Молви Соловей-разбойник: «Деточки мои малые соловьявы, не дразните сего добраго молодца, а бейте челом хлебом и солью».
Но Илья Муромец хлеба и соли их не кушает, а поворачивает своим добрым конем прямо на большу [к] Киеву дорогу. И скачет он з горы на гору .ол.. и поду...ы вон выметывает, а у рек перевозу не спрашивал. Но как приехал в Киев-град, вье[д]е[т] прямо на княженьской двор.
И привязал своего доброго коня, пошел в палаты княжеские, молился чесным святым иконам, кланялся на две на четыре стороны, а особливо великому князь Владимеру. Что зговорит Владимер-князь: «Ты ой еси, доброй дородно[й] молодец, да скажи ты мне, как тебя зовут по имени, по отечеству, коего града уроженец?» Ответ держит Илья Муромец: «Я, государь, уроженец града Мурома из большего села Карачаров[а], а родися в сельце Каптеве, по имени меня зовут Ильюшою, по отечеству Иванов сын, прозванием Муромец». Зговорит князь Владимер: «Ты ой еси, Илья Муромец, сын Ивановец, скажи ты, давно ль ты из Мурома?» Ответ держит Илья Муромец сын Ивановец: «Государь, поехал из Мурома отслушав заутреню воскресную!» Рассмеялся велики[й] Владимер-князь: «Что ты, Илья, врешь! У нас гонцы гоняют по шти дней». Ответ держит Илья Муромец: «Да еще были на меня две задершки великия: первая — исбавил от осаду Себеже-град; вторую имел — бой с Соловьем-разбойником, которой побед... сильнеи...»
Тогда князь Владимер вышел и с сильными могучими богатыри смотреть Соловья-разбойника, и рече: «Ты ой еси, Соловей-разбойник, засвищи ты своим разбойничим соловьиным посви<с>том». Ответ держит Соловей-разбойник: «Твоя, государь, воля, я не смею государя моего Ильи Муромца». И тогда Илия велел засвиста[ть]. Но от ево посвисту князи и бояре попадали, только насилу устоял сам Владимер, и зато ево князь Владимер пожаловал выше своих богатырей киевских. Конец сему повествовани[ю].