— Понимаете, други, что-то мне подсказывает: поиски будут долгими и посетить придется десятки Листов. Не хочется терять время и дважды выполнять одну и ту же работу: я буду помечать все Листы, которые мы осмотрим.
— Тогда логичнее помечать после осмотра, а не до него, — сказочник уловил суть идеи мгновенно и, конечно же, принялся идею дошлифовывать. — Вдруг что-нибудь помешает осмотреть от носа до кормы?
— Что может помешать? — с сомнением переспросил Тан.
— Да мало ли, — сказочник пожал плечами. — Звери, люди, погода. Недуг какой-нибудь, наконец!
— Я и это продумал, — успокоил их Артем. — Метить Листы я хочу первыми буквами своего имени и фамилии… Фамилия — это родовое имя, если не знаете. Причем русскими буквами, кириллическими — вряд ли в Поднебесье кто-нибудь кроме меня станет вырезать такие.
— Вырезать? — не понял Тан.
— Вырезать, — подтвердил Артем и вынул из кармана складной нож, помимо одежды единственную вещь ОТТУДА, из прошлой жизни.
— Так вот, возвращаясь к осмотрам и помехам. В начале я буду оставлять только первую букву. А когда осмотр закончится и мы вернемся к крыльям — только тогда вторую.
— К своим крыльям мы можем и не вернуться, — проворчал Дасти. — Вдруг придется уносить ноги раньше…
— Вот о том и речь, — кивнул Артем. — Увидим только одну букву — сразу поймем, что отсюда однажды уже приходилось уносить ноги.
Точнее, руки. И крылья.
— Хм, — осознал логику затеи сказочник. — Неплохо придумано! Верно, Тан?
Здоровяк неопределенно повел ладонью, а затем потрогал прикрепленный к правому бедру короткий меч:
— Придумывать — ваше дело, умники! А мое дело — вас беречь!
— Скажите пожалуйста! Беречь он нас будет! — не преминул съехидничать Дасти.
— Буду! — Тан к его подначкам относился ровно и со здоровым юмором. — А то один с гитарой, второй с ножиком каким-то, прости Небо, только на хомячков ходить…
— Нормальный ножик, — проворчал Артем. — Забыл, как после дождя костер поджигали?
В тот раз вмонтированная в рукоятку ножа вечная зажигалка им действительно здорово помогла.
— А где ты собираешься оставлять свой знак? — поинтересовался до сих пор молчавший ма Фидди.
— Вот тут мне требуется ваш совет, други. Где это лучше делать? Вы Листов повидали — не сравнить со мной, и знаете о них неизмеримо больше. Нужно что-то такое, что на Листе имеется в единственном экземпляре.
— Ну, отец-клен, понятно, отпадает, — задумчиво протянул сказочник.
— Табу? — поинтересовался Артем, на этот счет совершенно не просвещенный. — Или еще почему?
— Хватило бы и того, что отец-клен где-то на корме, — сообщил практичный Тан. — Но в дальнейшем я бы не советовал тебе оставлять какие-нибудь метки на отце-клене, особенно на обитаемых Листах…
— Учту, — вздохнул Артем. — Еще идеи?
— Да прямо на кромке, где-нибудь около носового выступа, — предложил Дасти. — И для верности потом соком агавы залить.
— Про агаву — хорошая идея, — согласился Тан. — Тем более, что она и на носу прекрасно растет, даже за первой кромкой. И даже, бывает, за второй!
Фидди огляделся и заметил:
— Тут не видно…
— Ща принесу, — вызвался Тан. — Подсадите только. Во-он там, вроде, пониже. А вы пока решите где вашу драгоценную метку оставлять.
— Пойдемте и правда к выступу, — предложил сказочник. — Там и поглядим.
Всякий Лист, как и любой корабль, имел нос и корму — названия эти, без сомнений, перекочевали в Поднебесье именно из лексики космолетчиков, а к космолетчикам — от мореплавателей. На корме имелся толстый отросток, как и у настоящих листиков с абстрактного дерева, эдакий хвостик-черенок. Но черенок этот торчал снаружи, за третьей кромкой, примерно с середины ее, и загибался обычно вниз, когда строго, когда отклоняясь от вертикали. Но заметить его с Листа было практически невозможно, для этого требовалось перегнуться далеко за третью кромку, а при ее толщине и радиусе для существа сравнимых с человеком размеров это было физически невыполнимо. Поэтому черенок могли увидеть только летатели и только в полете.
На носу также имелся нечетко выраженный, с намеком на слабую заостренность выступ. Однако он опять-таки был виден скорее снаружи — внутри третья кромка походила на лишь слегка изогнутую стену. Так мог бы выглядеть толстенный канат диаметром в полтора-два человеческих роста, лежащий на плоскости, или невообразимых размеров отдыхающая змея.
— Да чего тут думать, — сказал вдруг сказочник. — Рубец перед самой третьей кромкой!
Артем оценил сразу же — мысль была действительно дельная. Рубцом люди Поднебесья называли проходящее через весь Лист, с носа на корму, плотное вытянутое образование. Уже упоминавшийся черенок на корме, собственно, был частью этого рубца, окончанием его. В отличие от кромок оно практически полностью утопало в теле Листа, выставляя на поверхность лишь «спинку», словно земной кит, поднявшийся из глубин глотнуть воздуха. Рубец был гораздо плотнее основного тела Листа, в него не внедрялись корни деревьев и даже трава на нем не росла.