– Итак, Вильгельм, следующий вопрос.
Нулевая реакция. Кровь слегка прилила к лицу Майи. Ведь она, управляющая всей группой психологов Института исследований мозга человека, годами обучалась замечать мельчайшие жесты и движения, которые с головой выдавали собеседника. Она с лёгкостью «раскалывала» даже матёрых преступников, но сейчас она не могла отметить ровным счётом ничего. Стыдно было признаться даже самой себе, но вопросы она задавала наобум, так как ничего считать с лица и жестов кандидата не представлялось возможным.
– У вас были когда-нибудь мысли убить другого человека?
Похоже, снова мимо… А ведь это была её последняя попытка бросить тень на столь безупречного кандидата. В зале повисла тишина. Она продолжалась совсем недолго, но для каждого присутствующего казалась вечностью.
– Нет, у меня никогда не возникало таких мыслей.
Впервые в его голосе проскользнуло чуть уловимое раздражение, вроде «Что вы себе такое позволяете?» Но лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций и оставалось вежливо-холодным.
Майя стыдливо отвела глаза от мужчины и посмотрела на проекцию вместе с остальными членами комиссии…
«…Страшно. Впервые в жизни мной овладел такой дикий, просто животный страх. А ведь я всегда считал себя храбрым. Да я и был таким! Всегда, но не сегодня. А сможет ли кто-то сохранять самообладание, глядя на кучу безжизненных тел? Особенно если тебе двенадцать, особенно если рядом ни души… И я… Я был причиной… Нет-нет, они умерли сами, я никакого отношения к этому не имею! Они все… сами…»
Зал по-прежнему озарился зелёным светом – правда.
«Ну а разве можно было ожидать от него чего-то другого? – подумала Майя. — Посмотрим, как он покажет себя в конце».
«…А ведь я просто хотел любви – обычной родительской любви! Разве я многого хотел? Почему я не мог иметь того, что каждый имеет по праву?
Я был старшим ребёнком в семье. Жизни без брата я практически не помню, потому что он родился через полтора года после меня. Жили мы довольно-таки бедно. Сколько себя помню – младшему брату всегда доставалось самое лучшее. Да, наша семья не была очень обеспеченной, но Штефану хоть по праздникам перепадала индейка, а мне всегда приходилось давиться жареными насекомыми, которых я ненавидел... Перед школой я весь август провёл на местном рынке – помогал торговать черешней. За это мне отдали отбракованный планшет – пойти в школу со стареньким ультрабуком, который предлагал мне отец, в то время как весь мир уже давно перешёл на новые технологии, я не мог. Уже тогда я понимал, что имидж – всё. Меня клеймили в детском саду за то, что я немодно одевался, за то, что не делился игрушками – у меня их просто не было. Я всё детство ощущал себя худшим.
Самое интересное, что у брата было всё для нормального развития: игрушки, вкусная еда, даже в школу родители собрали его по полной программе. Вы спросите, почему я не играл с игрушками брата? Он мне просто не разрешал. Да, стоило мне взять что-то, что принадлежало ему, как Штефан устраивал истерику, а отец меня за это бил. О правах детей я тогда, разумеется, ничего не знал, а соседями были такие же неблагополучные, запуганные семьи, которым на то, что происходило за пределами их ограниченного обшарпанными стенами мирка, было глубоко наплевать. Более того, после каждой подобной выходки родители грозились отдать меня в детский дом, о котором я был наслышан от них же и испытывал настоящий ужас при одном его упоминании.
В школе ситуация не изменилась. Я старался с первого же дня, выполнял все домашние задания, не пропускал ни одного урока и старался внимать каждому слову учителя. К сожалению, лучшим в классе мне так и не удалось стать. Мне с трудом давались точные науки, да и в гуманитарных дисциплинах я не показывал сверхрезультатов. Всегда находился кто-то, кто был лучше меня. Я мог сутками сидеть над учебниками, мог всю ночь потратить на решение тяжёлой задачи, но даже не услышать похвалы от учителя – оказывалось, находились люди, которые решали её за десять минут. В шестом классе я даже привёз серебро, заняв призовое место в округе по математике. И знаете, что сказали мне родители? «Почему не золото?» Стоит упомянуть, что и друзей в школе у меня не было – всё свободное время я тратил на ненавистную учёбу.