Мистера Синистера нельзя заставлять ждать.
***
Антикварное радио с потрескавшимися лаковыми боками и с позеленевшей от времени медной окантовкой по всему корпусу пело мягким баритоном Бинга Кросби, которому мечтательно вторил саксофон и с высокомерной томностью подыгрывал рояль. Старые динамики звучали слегка приглушенно, золотой нитью мерцал узор, вьющийся по краям, и каркас поблескивал инкрустрацией из рыжевато-карих стеклышек. В свете бестеневой лампы они бликовали перламутрово-белым, такие же отсветы скользили по острию скальпеля в руках Эссекса, серебристо стекали по лезвиям ножниц и зажимов, искрами замирая на кончиках пятидюймовых трубчатых игл. Жидкость в пузатой колбе над зажженной газовой горелкой бурлила и пенилась, пузыри лезли из узкого горлышка, лопались и жирной пленкой подсыхали на мутных стенках колбы; огонь шипел, ловя редкие капли реагента, вскидывал гибкие синеватые языки. Кисловато-горький запах, густой и воглый, забивался в нос и в горло, вынуждая давиться и сглатывать, но при каждом глотке широкий ремень фиксатора будто туже сжимал шею Призма. Плотная перевязь давила на грудную клетку, металлическая обод на штифтах удерживала голову мутанта, и держатели плотно обвивали его конечности - ни пошевелиться, ни подвинуться. Роберт чувствовал себя рыбой на разделочной доске: еще живой, но обреченной. Призм скосил глаза, ища взглядом Эссекса; ученый стоял спиной к нему, споласкивая руки в белесом растворе, и негромко подпевал радио. Он тщательно вытирал ладони, втирал вещество в кожу, ловя пальцами вязковатые капли, не позволяя им намочить края медицинского халата. Лицо Синистера было спокойным, даже безмятежным, однако темный росчерк морщинки меж темных бровей выдавал его напряжение. Мутант сглотнул, кадыком уперевшись в фиксатор, нервно царапнул ногтями по столу, и Эссекс повернул голову на звук.
- Нервничаешь? - осведомился он участливо, бережно вытирая руки вафельным полотенцем. Пятна раствора расползались по ткани гнойной желтизной. - Право же, не стоит. Все твои анализы в пределах нормы, даже чуть выше, твое тело реагирует на перемены вполне положительно, так что я настроен вполне оптимистично. Не волнуйся, Роберт, - ученый со снисходительной улыбкой натягивал перчатки, - совсем скоро мы сделаем из тебя настоящего мальчика.
На губах Призма треснул нервный смешок, но через миг напряжение стянуло весь рот, склеило, точно смолой, когда Эссекс любовно пробежал пальцами, оглаживая, по игле. Внутри она была полой, тянулась катетером к капельнице, которую ученый подкатил поближе к мутанту. Флаконы с буровато-коричневым веществом негромко брякнули, подпрыгивая в штативах, и колкая дрожь прокатилась по телу от прикосновения смоченного в спирте ватного тампона ко внутренней стороне руки.
- Здесь текстура стала куда мягче, - одобрительно заметил Натаниэль, надавливая, и стекло под его пальцами слегка промялось, - можно рассмотреть кровеносные сосуды… Пожалуй, отсюда и начнем. Надеюсь, ты не против, что без анестезии, Роберт, - Синистер приставил острие иглы чуть пониже локтя Призма, - присутствие каких-либо иных веществ в организме крайне нежелательно. Реакция может привести к довольно неприятным последствиям.
- Я… понимаю, - выдавил мужчина, шумно, натужно выдыхая: воздух застревал в глотке, распирал стянутую ремнями грудь. Он отчаянно жмурился в ожидании боли, и кристаллические веки грозили рассыпаться, раскрошиться. В жилах бурлил адреналин, звал вырываться, бежать, бежать куда подальше, но мутант лежал, затылком вжимаясь в операционный стол. Осталось ведь совсем немного, последний рывок до заветной цели. Мысли его, словно мотыльки у огня, роились вокруг Арклайт, Призм пытался вспомнить ее улыбку: мелкие черточки морщинок в уголках глаз, полные темные губы, плутовато изогнутые, будто бы Сонтаг улыбалась шутке, известной только ей; но вместо этого мутант видел ее встревоженное лицо, злой узкий прищур и влажный блеск слез за ресницами. После той ссоры они больше не виделись, Филиппа покинула базу тем же вечером, и ее уход ранил Призма. Тогда, когда мутант нуждался в ней больше всего, Арклайт предпочла уйти. Неужели она действительно решила уйти от него… Совсем? Почему? Из-за пары грубых слов, брошенных неосторожно, в запале? Он не хотел… Он… Роберт хотел, чтобы она была счастлива. Хотел быть счастливым, быть… Нормальным? Но Сонтаг он понравился и таким, однако желание иметь человеческое тело, доселе тихо тлевшее, разгорелось с одного ее взгляда, прикосновения, поцелуя. Эта операция была нужна ему, а не ей.
Призм вздрогнул, ощутив легкий укол.
- Ты готов, Роберт? - Эссекс примерялся небольшим молоточком по игле. - Не солгу - будет больно, но я уверен, что ты выдержишь. Думай о хорошем - о Филиппе, о той жизни, которая у вас будет. А может, и нет. Никогда не знаешь, что на уме у женщины, - ученый замахнулся, - будет очень обидно, если после операции Арклайт решит, что ты ей больше не нужен.
Страх и злость ожгли ударами кнута, но они лопнули, пропали в огненной вспышке, когда удар молоточка вогнал иглу в руку Призма. Острие едва вошло в тело мутанта, однако боль ошпарила до белого марева перед глазами; на несколько секунд он перестал чувствовать руку. Эссекс ударил снова, вонзая глубже, и рука отозвалась тихим влажным хрустом, как будто лопнула спелая слива, но из узких трещин брызнул не сок, а мутно-красная кровь. Ученый спешно повернул зажим на капельнице, и вещество тягуче потекло по трубке вниз. Оно не прошло и половины катетера, а Синистер готовил уже вторую иглу.
- Кричи, если хочешь, Роберт, - великодушно разрешил Натаниэль, - кроме меня тебя никто не услышит. Мне ты, право же, не помешаешь.
От второго укола в запястье палящая волна прокатилась по всему телу; его подкинуло на столе, но фиксаторы держали справно. Третий удар пришелся в плечо, и его эхо ледяным гвоздем прошило шею; стон змеей скользнул вверх, поднимаясь к горлу, и Призм сжал зубы, сглатывая его и раздувая на выдохе ноздри, но зашелся булькающим хрипом, когда прохладное лезвие иглы вошло в его горло, прямо в яремную впадину. Синистер протолкнул его легко, почти без усилий; на языке разлился горький привкус спирта и желчи. Мутант хапнул ртом воздуха и засипел, не в силах сделать и вздоха, дернул головой, и Эссекс потуже затянул штифты, удерживающие его лоб.
- Без резких движений, пожалуйста, - жидкость вливалась в его вены расплавленным свинцом и серной кислой, жгла, разъедала, медленно поднимаясь по руслам вен; тело то деревенело от напряжения, то размякало, словно сырая глина, Призм переставал чувствовать себя, как уже в следующий миг все чувства, обостренные до предела, обрушивались на него с неумолимостью оползня. Мутанта подкидывало на столе - ученый повторял процедуру с его левой рукой. Судорога выворачивала правую, едва не срывая фиксаторы, Роберт захлебывался раствором, имеющим стойкий привкус ржавчины. Бархатистые джазовые напевы заглушило тонким визгливым писком и мерным гудением.
- А теперь самое сложное… и интересное, - мистер Синистер обтер влажным ватным тампоном грудь и живот мутанта; тягучие жирные капли щекотно скатывались по бокам. В рот Призму ученый втиснул скобу, обернутую мягкой тканью: она щипала язык и уголки рта кисловатым душком. - Надеюсь, Филиппа не очень рассердится на меня за посягательства на твое сердце.
От удара из груди мутанта искристой пылью брызнули осколки. Его сначала впечатало в стол, а потом подбросило, вырвав один из ременных крепежей. Крик рванулся уже не змеей - драконом, изнутри обдирая горло и едва не выбивая зубы, но просочился сквозь скобу сдавленным воем. Фиксаторы и штифты затрещали, когда Роберт забился в них волком в капкане, раздирая ногтями операционный стол; ногти крошились и ломались. Игла будто бы прошила его насквозь, как бабочку - булавка, и мутант колотился, нанизанный на накаленное копье боли, хотя игольное острие вошло в его тело всего на пару миллиметров.
Эссекс ударил снова, и все звуки вмиг пропали. Жар точками зарождался по всему телу, похожий на осиные укусы, но он рос, растекался, свиваясь узлами, вытеснил все мысли из сознания, рвущегося в спасительную пучину забытья, однако Синистер не позволял своему пациенту отключиться. Через узкую трубку в рот лился острый щелочной раствор, его вкус постоянно возвращал Призма, швыряя его обратно, в ненасытно ревущее огненное болото. Ученый уже не бил, но вещество врывалось в тело мутанта толчками, и каждый отзывался колющей вспышкой в голове. Внутри все стягивало, взбухало и раздувалось; Призм выл, подергивая ногами, надежно удерживаемыми фиксаторами, ступни пекло, будто к ним приложили горящую головню, сердце грохало даже не в груди, в голове, выбивая имя, одно-единственное имя, которое Роберт не мог разобрать.