Фир Элен
Имаго: тьма придет на рассвете
ПРОЛОГ
В век, когда вампиров покрыли белилами и блёстками, в них не осталось ничего, что когда-то внушало суеверный ужас при одном лишь упоминании. Вампиры отныне - бренд, клише и затертая до дыр система из собранных воедино стереотипов.
Но что, если они -такие же люди, как мы, просто смертельно больные? Что, если все живое в них выжгло осознание надвигающейся смерти, отчаяние и одиночество, а судьбы их такие же сложные, как и наши?..
Только для нас с восходом солнца тают последние упоминания о ночи. Для имаго тьма приходит именно на рассвете.
ГЛАВА 1. МОЛЧАЛИВЫЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ
В детстве я ужасно боялась старого шкафа в своей комнате. Ну какой ребёнок не боится их? Эти скрипучие двери, вечно приоткрытые, эта липкая мгла внутри... Обходя кровать перед тем, как лечь спать, я всегда замирала в необъяснимом ужасе перед полированной громадой. Казалось, что тени внутри материализовались и тянут свои уродливые руки, чтобы утащить меня и съесть. Тогда я бегом неслась в постель и, накрываясь одеялом с головой, пыталась уснуть, содрогаясь от чудовищных видений.
Став взрослой, я сама превратилась в такой шкаф: вся сияющая и холёная, но с неизменно приоткрытыми створками в самую глубь, в кромешную темень. И теперь я боюсь, как бы оттуда не показалась уродливая морда чего-то похуже, чем детские страшилки...
Сон, полный чудовищ и скользящих теней, растворился, но я не спешила открывать глаза, охваченная непонятным страхом
Сон, полный чудовищ и скользящих теней, растворился, но я не спешила открывать глаза, охваченная непонятным страхом. Что, если я - это уже не я, а кто-то другой? От дурного предчувствия по спине побежали мурашки.
Нет, все-таки надо вставать. Идиотские мысли с утра - не самое лучшее начало дня.
Я перекатилась на спину и внезапно заметила рядом с собой мускулистую грудь мужчины. Кажется, ему не понравился мой утренний вопль ужаса, который, к сожалению, стал слишком частым явлением. Зелёный глаз, приоткрывшись, с насмешкой взглянул на меня.
- Ты кто?
- Сбрендила? - мужчина поднял огромную, накачанную руку и потрепал меня по волосам. - Я же с тобой в кафе работаю.
- Я не помню, - я села на кровати, отчаянно массируя виски костяшками пальцев, словно пытаясь раздавить себе голову. Постельный гость совсем не смутился: более того, он сел сзади, мягко размял мне плечи и начал прокладывать влажную дорожку из поцелуев от шеи до лопаток.
- Чарли, - вспомнила я, - ты Чарли, да?
- Хорошая попытка, - ухмыльнулся мужчина. - Только я Натан.
Точно, Натан Гейбл. Бариста. Чёрная футболка, бицепсы, взъерошенные темно-русые волосы. Сбрызнутое дорогим одеколоном, тщательно выбритое лицо. От него пахнет кофе, сливками и мужским гелем для душа, а ещё он позирует для рекламы нижнего белья в Сиэтле. Вот только что он...
- ...Делаешь в моей постели?
- Что?
- Что ты делаешь в моей постели?
Я развернулась и столкнулась лицом к лицу с этим глянцевым мужчиной, королём трусов от Кельвина Кляйна.
- Мы, типа, выпили вчера в нашей кафешке... И ты предложила пойти к тебе.
Заметив мое смятение, он засмеялся и поцеловал меня во встрёпанную макушку, дополнительно взъерошив её пятерней:
- Мы увидимся сегодня на работе? Работаем с двух до двенадцати.
- Нет, - я подняла с пола свои трусики и сморщила лоб, - скажи, что я заболела, сломала ногу, умерла. А теперь давай, иди отсюда. Дверь до щелчка.
Натан помахал мне кончиками пальцев и вышел из комнаты. Я дождалась заветного щелчка и рухнула на кровать спиной. О, Господь милосердный. Прости меня за блуд. И чревоугодие. И лень. И, в общем, за все прости, пожалуйста. А, ладно. Сатане понравиться легче.
Я побрела голышом в ванну, встала перед зеркалом в полный рост, держа трусы в левой руке. Чёрные и обычно блестящие волосы потускнели от ночных метаний по постели и теперь лежали дикой копной, словно я только что слезла с зебры. Жаль, что я опять ничего не почувствовала.
Я никогда ничего не чувствую.
Пожав самой себе плечами, я открыла крышку бака с грязным бельём, бросила туда белье и надела трусы, которые моя подруга Женевьева называла "Панталоны-Бегите-Мужики" - широкие боксеры сливового цвета. Сегодня я планировала провести весь день на диване у телевизора, и пусть хоть потолок на меня рухнет.
Не почистив зубы, я направилась к холодильнику, вытащила из морозилки банку "Бен-энд-Джерриз", потом бухнулась на диван и схватила пульт. "Друзья", "Топ-модель по-американски", "Тачка на прокачку". О, какое-то шоу про шестнадцатилетних девиц с богатыми папиками. Им не надо волноваться о том, что скоро вносить квартплату, что на работе полный разнос, а ещё на носу двадцать восьмой день рождения. Я замерла, так и не донеся ложку с мороженым до рта и глядя на высушенную блондинку-подростка, истерично вопящую о том, что лимузин ей послали не розовый, а жёлтый.
- Мой отец просто сволочь! - визжала она, повиснув на руках у своих подружек в пёстрых платьях и брючках. - Он ненавидит меня! День рождения испорчен...
- Радуйся, что не я твоя мать, - пробормотала я, старательно выуживая из пломбира кусочки печенья, - я бы тебя вообще задавила подушкой, пока ты спала.
Стационарный телефон заверещал, призывая ответить на звонок, и кто была я, чтобы сопротивляться ему? На самом деле, сложно противостоять звуку, похожему на высокий старушечий вопль.
- Алло?
Я убавила звук на телевизоре, и истощенная девушка на экране продолжила свои пляски на месте уже молча. Теперь шоу было похоже на изгнание дьявола -не хватало только седого Преподобного, брызгающего на неё дешёвыми духами. Это бы сработало эффективней святой воды.
- Привет, Оливия.
Я сразу узнала его голос. Только он всегда звал меня по полному имени.
- Привет, Джейкоб.
- Чем ты занимаешься? Как дела?
- Дела? - я раздраженно показала язык надувшейся блондинке в экране. Получай, сука, свой розовый лимузин. - Отлично дела. Сижу в одних трусах перед телевизором, ем мороженое и смотрю какой-то бред по Эм-Ти-Ви.
- Ничего не меняется.
Такой чопорный. Даже говорить всегда старается с английским акцентом. Я закатила глаза, сдерживая вполне естественное раздражение.
- Так... Зачем ты позвонил?
- Мы обещали сегодня встретиться в парке, ты помнишь?
- Конечно, помню! - слащаво пропела я, а сама отклонилась в сторону от трубки, бесшумно выругавшись. - Во сколько?
- В четыре, как и договаривались, - кажется, голос Джейкоба стал недовольным. - Холли все время говорит об этой встрече.
- Холли ждёт встречи? - я почувствовала, как узел в груди расслабляется, а сердце наливается нежностью. - После того, что я...
Чувство вины жестоко наступило на меня, раздавив под своей грязной пятой. Я испортила восьмой день рождения племянницы, придя на детскую вечеринку под градусом, с "травкой" и каким-то хиппующим парнем. После этого ни Джейкоб, ни Холли (чувствую, без влияния её мамаши тут не обошлось) не звонили, а я делала вид, что так и надо. Но племяшка - единственный свет в оконце для меня, поэтому я впервые в жизни собиралась извиниться. Сегодня. Именно тогда, когда хотела весь день есть сладкое и смотреть телевизор.
- Она любит тебя, - произнёс Джейк, - правда, не знаю, за что. Увидимся, Оливия.
- До встречи, Джейкоб.
Я отставила на кофейный столик ведёрко с мороженым, встала и прижалась голой грудью к большому окну от пола до потолка. Не пентхаус, конечно, но квартирка неплоха - восьмой этаж, бизнес-центр Пайнберри, удаленный от уютных и одинаковых домишек пригорода. Он похож на Большое Яблоко, вот только не такой высоченный и тощий; самый высокий небоскрёб здесь - Даймонд-Касл, состоящий из тридцати двух этажей. Окна смотрели в самое сердце оживлённого Центра, и любимым моим занятием было придвинуть кресло-мешок к окну и любоваться целым созвездием огней.
Я отлепилась от холодного стекла и прошлепала к шкафу, недовольно и озадаченно хмурясь. На встречу с братом нужно что-то максимально закрытое, женственное, элегантное. Желательно без пятен. Я выудила плечики с черным кашемировым джемпером, придирчиво осмотрела вещицу. Катышки.
К трём часам я, наконец-то, была готова - облачённая в вязаный свитер сливового цвета и узкие брюки, я вонзала сотню шпилек в тугой узел из волос на голове, при этом напоминая себе одного из тех фокусников, что всаживают сабли в ящики с сияющими от самодовольства хорошенькими помощницами.
Пара пшиков духов - и я неуверенно осмотрела себя в трюмо. Боже, куда подевалась Лив, безбашенная Лив, умеющая повеселиться? В отражении жалко сгорбилась девица, облачённая в неудобные для неё вещи, с причёской, которая ей совершенно не шла...но так надо. Это особенный ритуал, когда бабочка должна сложить свои потёртые крылья и снова стать куколкой, ритуал, без которого мой брат и дальше сможет свистеть в уши своей семье о том, какая распутная у него сестра.
Я вышла из квартиры, заперла её и пару раз подергала за ручку. Заходя в лифт, я нервно заправила выбившийся волосок за ухо (уже почти неряха по меркам Джейкоба!) и взглянула на парочку, стоявшую в тесном помещении. Я не знала их имён и фамилий, да и ладно - мы только вежливо-неловко улыбнулись друг другу. Мужчина казался уставшим и совершенно невыспавшимся, но на меня смотрел с живым интересом. А вот его жена... Я сразу заметила свет, исходящий от неё; буквально все в этой девушке испускало сияние - и пепельного цвета волосы, заплетенные в косу, и лучистые, добрые глаза, и нежные руки с ногтями под ноль. И только потом я поняла, в чем дело - под тонким витым пояском под грудью топорщился аккуратный животик. Это зрелище больно кольнуло сердце, и я почти забыла как дышать. Там внутри маленький человек. Копия этих мужчины и женщины, плод их любви. Такой же была Холли, да и я когда-то. Внезапно я ощутила, как меня захлестывают чёрные волны депрессии.
Лифт звякнул, вспыхнула единица над дверью. Я пропустила женщину вперёд, и та, нежно улыбнувшись, склонила голову в качестве благодарности. Глядя, как муж аккуратно ведёт её под руку, я почувствовала горечь во рту. У меня такого никогда не будет.
В парке было тихо и спокойно, как всегда
...В парке было тихо и спокойно, как всегда. Вокруг гуляли пожилые пары: они задумчиво вздыхали на лавочках, припоминая лучшие годы, укоризненно качали головами, завидев расшумевшуюся молодежь. Золоченые листья деревьев мягко трогали блестящую, как ртуть, поверхность крохотного прудика с утками. Я сразу увидела их - буйную шевелюру Джейка над идеально выбритой шеей и светлый высокий хвостик племяшки. Девочка обернулась, будто почувствовав моё присутствие, и просияла.
- Лив! - закричала она и, соскочив с лавки, понеслась ко мне. Я широко улыбнулась и присела, распахнув объятия. Холли крепко стиснула меня в своих худеньких ручках, счастливо щуря глаза.
- Эй, куколка-Холли! - я ласково поцеловала её в макушку. - Как твои дела?
- Мама не хотела, чтобы мы виделись с тобой, - сообщила Холли, - Она сказала, что это плохо влияет на меня.
Я усмехнулась: вот змея. Ну конечно, а её четверговые посиделки с подружками под бутылочку мартини и обсуждения излюбленных актёров во всех их неприличной прелести - это совсем другое дело.
- Оливия, - Джейк чопорно кивнул.
Я усмехнулась в ответ, скрупулёзно оглядывая его. Такие же, как у меня, глаза, светящиеся медовым золотом, чёрная пышная шевелюра, живописно встрепанная налаченными руками. Надо же, бороду решил отрастить. Но я не могла не признать, что она ему очень шла.
- Привет, Джейк, - небрежно отозвалась я.
- Причёска класс.
Я рассеянно провела ладонью по прилизанной голове. Да уж, хоть сейчас на обложку журнала. Холли лукаво улыбнулась: она знала, что я всегда ходила "ведьмой" с летящими волосами, в которых можно было найти веточки, листочки, дорожную пыль, смысл жизни. Я подхватила ее на руки и состроила вредную рожицу.
- Я скучала, Лив, - серьёзно сказала Холли, - почему ты стала так редко появляться?
- У меня были некоторые дела, детка, - тихо ответила я, поставив её на траву. - Иди, поиграй с утками. Нам с твоим папой надо поговорить.
Я выразительно посмотрела на Джейка, и тот, нахмурившись, кивнул дочери:
- Иди, милая. А потом мы все вместе заскочим в пиццерию.
- Правда?
- Правда.
Холли недовольно надула губки, но послушно пошла к пруду, а я аккуратно провела рукой по скамейке - нет ли краски - и максимально элегантно села на неё. Джейк сверлил меня испытующим взглядом:
- Что на этот раз, Оливия?
- Меня поперли из "Аттрактив", - пожала плечами я, - видимо, ты был прав. Я паршивый бухгалтер.
- Ну, конечно. И где ты теперь пасёшься?
- Кафешка возле Мемориал-Сквер. Там неплохой контингент, обстановка...
- Не тараканник возле вокзала?
Я очень убедительно возмутилась- ему необязательно знать, что изначально были попытки устроиться сначала в "Сабвэй" возле Северного вокзала, но Женевьева предложила мне идти в "Бино".
- Сколько имеешь?
- Что?- не поняла я.
- Зарплата! - Джейк потёр указательным и средним пальцами о большой. - Сколько?
- Долларов двести. Плюс чаевые, - пожала я плечами.
Он неуверенно покивал головой:
- Хватит, я думаю. Квартиру вернёшь, если совсем станет тяжко.
- Я ни за что не верну квартиру, - прошипела я, глядя, как Холли бросает уточкам солёные крекеры. Интересно, утки едят соль? - Что я буду делать без нее?
Джейкоб промолчал. Я вздохнула и опустила взгляд на сцепленные пальцы.
- Есть ещё... Кое-что.
- Выкладывай, - Джейк напрягся, но постарался это скрыть.
- Недавно я была в больнице. Делала кое-какие анализы... Врачи сказали, что я никогда не смогу иметь детей. Это... почти стопроцентная информация.
Повисло тяжелое молчание, нарушаемое только радостными воплями школьников, носящихся по посыпанной песком дорожке. Я не поднимала глаз, глядя на ногти, покрытые облупившимся черным лаком. Да уж, леди из меня...
Спустя несколько тысяч лет Джейкоб очнулся от оцепенения, зябко повёл плечами и прочистил горло. Вокруг его глаз скопилась стайка морщинок, сопровождающая кривую улыбку.
- То есть, дядей я не стану? - с напускным спокойствием произнёс он.
Я виновато покачала головой. В глазах назревали слезы, поэтому я вздернула подбородок и часто заморгала, стараясь остановить надвигающийся потоп. Одинокая капелька влаги все же просочилась сквозь барьер из накрашенных ресниц и скользнула по щеке.
И тут Джейк сделал то, чего не делал ни разу за двадцать три года - он меня обнял. Неуклюже, за плечи, - но это точно было объятие.
- Эй, - неловко произнёс он, - ты сильная женщина. Я никогда не видел, чтобы ты плакала - ты всех и всегда вела за собой. Я-то знаю, что нельзя быть машиной, не знающей эмоций и боли, но теперь тебе просто необходимо поплакать. Приди домой вечером, уткнись в подушку - и кричи, кричи, плачь. Сломай что-нибудь, чтобы завтра назвать себя идиоткой, только сама не ломайся. Душа человека без слез становится пустыней.
Я уткнулась в твёрдое плечо Джейкоба и моргнула. Одинокая слезинка вновь брызнула с ресниц - и упала на серую ткань пиджака. Вот черт, пятно останется...
- Спасибо тебе, Джейк, - прошептала я. - Все эти годы... Я думала, что ты ненавидишь меня.
- Брат с сестрой не могут открыто любить друг друга, - заметил он, - это противоестественно.
- Па! Лив! - Холли махала нам с песчаной насыпи у прудика.
Утки издавали утробные звуки, блестя черными бусинками глаз, и желтыми клювами щипали её за ладонь, а она покатывалась со смеху.
- Тяжело быть твоим родственником, - глухо сказал Джейк, улыбаясь дочери, - с Шерил проблемы. Бесится, что я вожу Холли к тебе. Она боится, что девочка собьётся с пути.
-Думает, что я поставлю её у себя в спальне, а потом прямо перед ней займусь сексом с толпой громил? - мрачно спросила я.
- Типа того, - уклончиво отозвался Джейк. - Ты распутная, вульгарная и бесшабашная, абсолютно безответственная и безголовая, но ты - лучшая тётя, какая могла бы быть у Холли.
Я посмотрела на Холли, чей высокий хвост прыгал из стороны в сторону. Утки били крыльями по воде, а волны казались зелёными от нависших над ними крон деревьев. Сентябрь только начался, дорогие люди рядом. Ну и что, что я не состоялась как женщина? Я могу любить Холли. И Джейкоба. И даже эту суку, Шерил. Я не могу ненавидеть кого-нибудь на самом деле - сердце моё открыто каждому, кто согласен дотронуться до него.
И внезапно я почувствовала себя счастливой. Впервые за много лет.
- А меня на балет записали! - поделилась радостью Холли, запихивая в себя пятый (если не шестой) ломтик пиццы
- А меня на балет записали! - поделилась радостью Холли, запихивая в себя пятый (если не шестой) ломтик пиццы.
- Милая, подавишься, - я рассеянно пододвинула к девочке высокий стакан с колой, улыбаясь про себя.
- А потом... - Холли сделала огромный глоток, перевела дух и с новой силой затараторила: - Папа сказал, что он подарит мне собаку! Настоящую! Представляешь, Лив? Я хочу лабрадора, хотя, конечно, овчарки мне нравятся больше...
- Она давно так не выговаривалась, -не без ревности заметил Джейк, доверительно склонившись ко мне.
Холли взахлёб рассказывала свои тайны и радости, потом пополняла запас энергии, заправляясь пиццей и колой, и снова стремилась выговорить все, что накопилось. Ее звонкий голос птичьей трелью разносился далеко в теплом загустевшем воздухе, и посетители кафе оглядывались на наш столик с улыбкой или задумчивым, но светлым взглядом.
Я дотронулась до линии волос на шее - корни горели адским пламенем, не привыкшие к такой нагрузке. "Дома обязательно распущу",- пообещала я самой себе. И сделаю массаж. Медленное скольжение пальцев по черным волосам...
Вдруг я почувствовала себя странно.
У меня не заныл живот, не разболелась голова, не зазвучали голоса в ушах. Я просто ощутила, что за мной наблюдают - причём с совсем недобрыми намерениями. Встревоженная внезапной паранойей, я заозиралась вокруг. Никто не таращился на меня, не произносил странные заклинания, не показывал пальцем. И все же...
- Лив?..
Я нервно дернулась и повернулась к Холли. Вид у неё был слегка обиженный:
- Ты не слушаешь!
- Я слушаю, солнышко, - мягко возразила я, тайком бегая взглядом по оживлённой пиццерии.
Ощущение не исчезало: мало того, оно сверлило мне мозг, словно червь, подпитывало страх, который был мне совсем не свойственен - ведь я частенько возвращалась домой уже затемно, а то и на рассвете.
- Может, тебе надо домой? - спросил Джейк. - Счёт я оплачу.
- Да я почти ничего не съела, - усмехнулась я, показав на свою плоскую тарелку.
На салфетке одиноко истекал помидоровым соком ломтик пиццы, едва надкушенный с острия.
- Дай мне побыть джентльменом, - Джейк поднял руку в знак того, что разговор закрыт. - Просто иди.
- Спасибо, - я потянулась через стол к Холли и от души чмокнула её в лоб. - Прости меня, малышка. Мне что-то нездоровится.
Холли вяло кивнула, и мне стало её жаль. Я единственная слушала эти бесконечные пересказы снов, желаний, страхов, грёз. Родителям было не до ребёнка - а, значит, она вновь замкнётся в себе, и колодец бесед не иссякнет.
Я помахала обоим на прощание и вышла из пиццерии. Странное дело - ощущение почти сразу пропало, словно кто-то повернул рычаг. Я встала как вкопанная, мешая семьям и толпам подростков заходить и выходить из помещения.
До дома я добралась в полном смятении чувств. Подъезд, потом квартира и наконец я почувствовала себя в безопасности. Первым делом шпильки покинули пучок на голове, вернувшись в круглую баночку, и чёрная волна волос рухнула на плечи, благодарно заныли корни. Отчаянно ругаясь, я стянула с себя свитер, спрятала подальше в шкаф. Выскользнула из брюк - и отправила их вслед за свитером. Освобожденное от оков тело облегченно вздохнуло, но я, отчего-то ещё чувствуя неприятный осадок от невидимого наблюдателя в пиццерии, решила не искушать судьбу и не бродить голой по квартире. Вместо этого я укуталась в толстый, махровый халат длиной до середины бедра, впрыгнула в белые угги и бухнулась на диван. Уют и тепло окутали меня, обняли и пообещали: мы тебя защитим, Лив. Ничего не бойся.
За окном небо уже темнело, а над горизонтом догорала грязно-сиреневая полоса заката. То тут, то там в черноте вспыхивали окна: люди возвращались домой, варили ужин, занимались любовью, целовали детей. Вон там свет истерично пульсирует, сменяясь с красного на голубой - вероятно, там отрывается молодёжь. А там свет мягкий, приглушённый - будто кто-то просто сидит и так же смотрит на городские звезды. Смотрит на меня. Эта мысль мне не понравилась, и я щелкнула пультом.
Бред. Бред. Бред. Одно старьё и тупые шоу: люди пожирают каких-то червей, чтобы получить деньги, а потом, заблеванные и бледные, торжествующе тычут купюрой в камеру. Двадцать первый век? Увольте.
Я остановилась на каком-то черно-белом фильме, заинтересованная знакомыми лицами. "Завтрак у Тиффани", конечно. Снимали же раньше фильмы! Я с удовольствием отдалась чарам хорошенького личика Одри Хепбёрн и приготовилась к просмотру. Девушка напевала "Лунную Реку", и я невольно восхитилась её нежному голосу. Моим-то впору кричать из туалета "занято!", никак не петь...
- Оливия.
Тихий шёпот, похожий на порыв ветра, заставил меня встрепенуться. Я встала, выключила телевизор. Воцарилась неприятная тишина, такая глубокая, что было слышно, как в ушах шумит кровь. Осторожно, стараясь не издавать звуков, я взяла с полки декоративного слона из змеевика - подарок Женевьевы. Думаю, она не обидится, если чудесная статуэтка немного испачкается.
Совсем чуть-чуть.
- Оливия, - выдохнул кто-то.
Тихий смешок пронёсся по комнате, обрушился на меня ведром ледяной воды. Стиснув зубы, я двинулась к спальне, сжимая статуэтку в руке. Дверь прикрыта, хотя я всегда открываю её настежь - привычка с детства. Прижавшись к косяку, я воровато заглянула в тёмную комнату, но ничего не увидела.
- Выходи, мразь! - рявкнула я, перехватив статуэтку покрепче: ладони от волнения вспотели, и гладкая поверхность минерала превратилась в кусок мыла.
Ответа не последовало. Только кто-то вздыхал, часто и глубоко, и мне почудилось, что я стала свидетелем чего-то постыдного.
- Как же больно... Больно... - услышала я хриплый, низкий голос, странный, словно надтреснутый. Я сглотнула, но в горле пересохло, и гортань сжалась до размеров игольного ушка.
- Убить её. Надо... Это надо, - твердил голос, то ли утешая, то ли баюкая себя.
Я облизала губы и гневно прошипела:
- Выходи, тварь. Иначе я вызываю копов.
Темнота в комнате вдруг стала осязаемой, плотной, липкой. Что-то поднялось с пола, выпрямилось в полный рост. Вспыхнули два алых злых огонька, и я почувствовала, как моя челюсть отвисла от ужаса.
Тень ринулась на меня, а я, крича, крича, крича, отшатнулась назад. Голову пронзила боль,
попал, он в меня попал!
и в глазах поплыли белые круги. Я открыла их, проморгалась и распахнула во всю ширь. Вот черт. Уснула перед телевизором, а потом упала и ударилась головой о кофейный столик. Вот корова. Застонав, я встала на четвереньки и отползла подальше от опасных острых краев. На стеклянной поверхности столика темнели пятна крови.
- Лив, какая же ты глупая, - прошептала я, плача от боли.
Рана на голове сильно кровоточила и пульсировала, и я, стремясь заглушить неприятные ощущения, прижала к ней пакет с замороженным горохом, вытащенный из морозилки. Хорошо хоть не лицом ударилась - вот бы завтра девчонки посмеялись...
Я подошла к окну, устало посмотрела вниз. Кто-то стоял на тротуаре, задрав голову. Стоял недвижимо, словно статуя.
И у меня вдруг появилось тошнотворное ощущение того, что смотрит этот "кто-то" именно на меня.
ГЛАВА 2. НЕ ГОЛОДНЫЙ КЛИЕНТ
Проснулась я разбитая, измученная жуткими кошмарами, полными теней и детского плача. После пробуждения, все ещё лёжа в постели, я вдруг безумно захотела услышать Холли, но с растущим разочарованием вспомнила, что она в школе. И придёт домой только тогда, когда я уже уйду на работу.
Часы на тумбе показывали половину одиннадцатого-до работы ещё аж три с половиной часа. Я неуверенно дотронулась до головы и ойкнула- на месте удара зиял глубокий порез, и, судя по коричневым пятнам на белой наволочке, ночью он снова кровоточил.
Не теряя ни секунды, я встала с постели, нырнула в угги и халат, туго затянула поясок. После легкого завтрака за просмотром выпуска "Топ-модели по Американски" и оплакивания ушедшей тощей молодости, я принялась за работу: в ажурную пластиковую корзину для белья полетели все трусы, разбросанные по квартире, чулки, футболки, бюстгальтеры, пижамы и все-все-все. Сверху я утрамбовала постельное, потом выгрузила все находки в древнюю машинку. Дисплея на этом чуде не было, как и "иллюминатора" - все просто неряшливо забрасывалось сверху и засыпалось порошком. А потом полтора часа гудения и механической агонии. Красота.
Держа в одной руке бутылку диетической колы, второй я схватила телефон и, расслабленно упав на диван, большим пальцем пролистала контакты до буквы "G". Пошли гудки, после которых раздался тонкий писк и сработал автоответчик:
- Эм-м, привет, вы дозвонились Женевьеве Фиоре, ну, типа, вы не дозвонились, конечно, но вы пытались. Короче, оставьте своё сообщение и бла-бла-бла. А теперь тут должно пискнуть...
Я нетерпеливо покрутила в руке бутылку с колой, стирая конденсат.
Раздраженно сбросив звонок, снова набрала.
- Эм-м, привет, вы дозвонились... Алло?
Голос электронной Женевьевы Фиоре сменился настоящей, и я радостно улыбнулась:
- Ciao, signora! Come stai?
- Bene, grazie. И я синьорина, а не синьора.
- Простите, простите, - я была так рада слышать её, что даже забыла о щемящей головной боли и надвигающейся тяжёлой смене, - как оно?
- Bene, bene, я уже сказала, - засмеялась Джи в ответ. - Все хорошо, спасибо. Ты так давно мне не звонила!
- Были некоторые дела, - я нервно помассировала донышком бутылки мягкий живот, - Но сейчас все отлично. Не хочешь сегодня встретиться в "Давилке"?
- Даже не знаю, - с сомнением сказала Джи, - у меня тут...
- Что?
- МУЖЧИНА! - прошипела Джи в телефон, и обе мы залились смехом.
- Я уж думала, ты лесбиянка, - призналась я. - Хотела взять на себя ответственность за твоё перевоспитание.
- Берешь на себя слишком много, Йеллоувуд.
- Какие мы серьёзные, - я засмеялась, - как скажешь.
Я ударила бутылку горлышком об стол, и крышка отлетела в неизвестном направлении. Ой.
- Ты опять открываешь пиво о кофейный столик? - поинтересовалась Джи.
- Это была кола. Хватит с меня пива, иначе я буду гадкая на вид, как тесто. Какой он, Женевьева?
- Кто?
- Не прикидывайся. Ты знаешь.
- Ну-у, - я знала, что она улыбается, - он очень красивый. И играет в какой-то гаражной группе...
- Ему шестнадцать?! - ужаснулась я.
- Двадцать один.
- Но ведь тебе двадцать семь!
- Ну и что? Он красивый, отличный любовник и интересный человек. И он знает, что мы больше не увидимся. У него есть девушка.
- Какой интересный человек. То есть он тебя использовал?
- Эй. Это была я.
Я усмехнулась, посасывая горлышко бутылки. Джи в своём репертуаре.
- А у тебя как дела?
- Нормально, - соврала я. Но её не обманешь; чуть дрогнул голос - считай, пропала.
- Лив?..
- Все хорошо, правда! - я сделала большой глоток колы и закашлялась. - У меня были проблемы, но я сильная девочка. Я справилась. И я скучаю.
- Я тоже! - расстроенно воскликнула Джи. - Мы с тобой сто лет не отрывались вместе!
Я задумалась, припоминая последний раз. Довольно скучная поездка в поход? Да, она самая. Тогда Джи была увлечена неким бородатым хипстером, приехавшим из Л.А. в Сиэтл. Здоровяк хвастался тем, что из банки собачьих консервов может приготовить отменное блюдо, но на деле не смог даже выпотрошить лосося, став зелёным и удалившись в лес "за дровами". Отрыв что надо...
- И все же я думаю, ты что-то скрываешь, - голос Джи стал строгим и тихим. - Лив, тебя бьет какой-нибудь мужчина? Не бойся, просто скажи мне, мы вместе пойдём в полицию и...
- Издеваешься? Бьет мужчина? - я опустила бутылку, нервно вычерчивая взглядом параболы на потолке. - Просто...
- Ну?..
- Вчера случилось кое-что...
Я подошла к окну и взглянула вниз, на тротуар. Бурлящая толпа, цветистые люди, клены за витыми оградками - и ничего подозрительного.
- Я просто увидела одного человека, который стоял внизу и...
Я осеклась. Фраза "смотрел с земли на меня, живущую на восьмом этаже" звучала более чем глупо. Она звучала безумно.
- Лив?
- Да, я тут, - я снова бросила короткий взгляд вниз и, прижавшись спиной к окну, сползла по нему на пол. - Мне просто показалось, что он смотрел прямо на меня.
- С земли? - уточнила Джи.
- Да-а, - я замялась, - это было так странно. Будто бы он видел именно меня.
На другом конце телефона повисла тишина.
- Женевьева?
- Прости. Просто это звучит очень странно. И ты не позвонила в полицию?
- То есть стоило позвонить и сказать, что у меня под окном, а заодно ещё и под окнами остальных одиннадцати этажей, стоит какой-то человек и смотрит вверх? Как-то глупо, ты не находишь?
Джи недовольно крякнула. Послышался треск, шорох, тихий вздох. Я растянулась на полу и пальцем покатала по ламинату высохшую косточку от апельсина. Кажется, пора пылесосить.
- Солнышко, Боб вышел из душа, - прошептала Джи, - давай я позвоню тебе вечером и уточню насчёт "Давилки", хорошо?
Я кивнула, и как всегда каким-то магическим способом Джи догадалась об этом.
- Вот и хорошо. Пока!
- Пока.
Я убрала подальше телефон и раскинула руки и ноги в сторону в форме звёздочки.
Все это так глупо. Вчера мне показалось, что кто-то следил за мной, но ведь нет никакой гарантии, что это было на самом деле, так? Я просто почувствовала что-то такое... На ум пришла фраза, прочитанная или услышанная мной где-то по телевизору: "Всегда прислушивайтесь к самому себе. Тело никогда вас не обманет". С другой стороны, я постоянно хочу есть, но когда добираюсь до еды, аппетит исчезает. Может, и самый отлаженный механизм время от времени даёт сбой?
Я перевела взгляд на круглые часы на стене и вздохнула: через час выходить на работу. Пора бы собираться. Несмотря на то, что в душ хотелось отчаянно, вставать было ужасно лень. Но не могу же я весь день проваляться вот так, на холодном полу? Кряхтя, как старуха, я-таки поднялась с пола и направилась в ванную, чтобы ополоснуться.
Стоя под горячими струями воды, я вспомнила вчерашний сон. Тот самый, окончившийся падением... На голове саднил порез, скрытый волосами, и я, поморщившись, вновь дотронулась до него. Больно.
В детстве меня долгое время тревожило одно и то же ощущение - такое неприятное подсасывание под ложечкой, какое бывает, когда вагончик русских горок задерживается на верхушке и вдруг стремительно несётся в бездну. Спустя неделю произошло кое-что ужасное - наша с Джейкобом мама умерла во время готовки. Я спросила у неё, будут ли тосты на завтрак, а она рухнула, как марионетка, у которой подрезали верёвочки. Врачи сказали, что все дело в аневризме - это такая маленькая бомбочка в мозгу. Совпадение или нет, но после похорон Чувство перестало меня беспокоить.
В дурном расположении духа я вышла из душа, наскоро обсушила волосы полотенцем и тронула тушью ресницы. Яркий макияж никак не вяжется с розовым фартуком "Бино" - так выглядят заведомо стервозные официантки в фильмах. Обычно эти девицы плохо заканчивают.
Я наскоро оделась, сунула в задний карман джинсов кредитку и телефон, а на плечо повесила кожаную куртку- даже если за окном светит солнце, перестраховаться никогда не бывает лишним. Напоследок состроив рожицу себе в зеркале, я вышла из квартиры и нажала на кнопку лифта.
На седьмом этаже двери звякнули и разъехались. В лифт зашла миссис Таун - милая старушка, иногда колотящая шваброй по потолку, когда я забывалась, что живу в многоквартирном доме. Я вымучила улыбку на её вежливое приветствие и уставилась в сторону.
- Дорогая, у тебя все вчера было хорошо? - внезапно спросила миссис Таун, глядя на меня водянистыми глазками. Сейчас она была до ужаса похожа на мышь, если бы только мыши носили аляповатые платья и чудовищные пластиковые бусы.
- М-м-м... Да, - я бодро закивала, стараясь не смотреть в эти бледно-голубые пятнышки, - А что, что-то случилось?
- Просто я слышала вчера, как кто-то просил о помощи, - старушка покачала головой. - Подумала, что один из твоих ухажеров причинил тебе вред...
Просил о помощи.
Как же больно... Больно... Убить. Её надо убить.
Тот сон...
Так надо.
Лифт остановился на первом этаже, и миссис Таун похлопала меня по плечу, поджав напомаженные тонкие губы:
- Береги себя, Оливия. Я часто вижу тебя с разными мужчинами, поэтому я очень волнуюсь.
Я рассеянно кивнула, глядя, как она с достоинством и старушечьей неуклюжестью спускается по последним ступенькам перед выходом на улицу. Мерзкий дребезжащий голос все еще прыгал в голове, будто бусины от отвратительного алого ожерелья на сморщенной черепашьей шее миссис Таун. Ещё один повод подумать над тем, что случилось вчера вечером, не так ли, Оливия?
Ещё один повод подумать над тем, что случилось вчера вечером, не так ли, Оливия?
Привет, "Бино".
Это кафе как всегда было тесно забито людьми. Источая смешанные запахи еды, оно размеренно дышало паром и масляными испарениями, окутывая ими, будто липкой паутиной, своих посетителей. В одной половине помещения расположилась тесная кухня, половину которой занимала большая фритюрница и пластиковый стол на стальных ножках, а в другой - "кофейный уголок" (где как раз работал Натан), уютные столики и жуткая попса по радио, бесконечно повторяющаяся песня "Я люблю тебя как песню о любви, малыш" похожа на элемент камеры пыток. Но я люблю это место.
- Привет!
Я спрятала свою куртку в металлический шкафчик подальше от запаха картошки фри, достала мятый розовый фартук и матерчатые тапочки, похожие на пуанты с прорезиненной подошвой. Волосы в мерзкий куколь, помаду на салфетку- и я вновь готова к выступлению против голодных любителей фаст-фуда.
Навстречу мне семенила полноватая женщина, которую цвет униформы делал похожей на гротескную свинью. Ее лицо лучилось радостью, но совсем не потому, что она наконец увидела меня - такая улыбка появляется только в конце тяжелой смены.
- Ждала? - усмехнулась я, завязывая фартук на спине. - Тяжкий денек, да?
- Лив, ты не представляешь, - я увидела капельки пота на её лбу и подумала о том, что я бы не хотела принимать еду из рук такой официантки. - Приходил парень, который все время требовал только драники. А я ему: "Мы драники не делаем". А он пустился материться на каком-то языке... Я такого в жизни не слышала!
- Драники - это такая тертая картошка с луком, жареная. Картофельные котлеты, Клэр, - я проверила чистые листы в блокноте, завязала волосы в хвост.- В следующий раз скажи, чтобы перся на кухню и готовил свои драники сам.
Клэр застегнула розовую курточку и охнула, защемив кожу на подбородке.
- Ещё там сидит один странный чувак, который ничего не заказывает. Он торчит здесь с самого открытия, но никто не прогоняет его... Честно говоря, этот парень какой-то жуткий.
- Не волнуйся, под моим руководством он закажет все, что есть в меню, - мы обменялись воздушными поцелуями, и я выскочила в зал, с завистью провожая взглядом Клэр. Надо будет тоже попросить об утренних сменах.
День действительно выдался тяжёлый: несколько именин, вследствие чего для клиента полагалось спеть традиционную песенку "С днём рождения тебя!" и преподнести на его столик бесплатный сандвич с лососем, скандалящие женщины, вопящие дети. Хотя бы мужчины по большей части были молчаливыми -уставшие и умотанные на работе, они заходили только на пару минут, коротко заказывали, быстро ели, незаметно уходили, оставляя щедрые чаевые и приятное впечатление. Во всей этой круговерти я, улучив свободную секунду, рыскала взглядом по залу в поисках того самого "Не голодного клиента".
- Девушка, вы меня слышите?
Какой противный голос. Людей с такими гадкими голосами просто необходимо казнить. Я перевела взгляд на истощенную девицу в компании таких же высохших дам: все они были одеты в дешёвые подделки под известные бренды, но на столе красовались новенькие Блэкберри, заработанные явно не потом и кровью. Самая костлявая из них смотрела на меня с нескрываемым раздражением и указывала пальцем себе в салат:
- Что это?
- "Цезарь", - я пожала плечами и заглянула в блокнот.
Под заголовком "Сосульки с четвёртого столика" значился заказ в два "Цезаря", один яблочный штрудель и четыре диет-колы.
Девица возмущённо вытаращила глаза:
- А что я просила насчет своего салата?
- Вы ничего не просили, - отозвалась я, - у вас классический "Цезарь". Я не экстрасенс, мысли не читаю.
- Я просила, - медленно проговорила клиентка, словно объясняя математическую задачу слабоумной, - чтобы мне принесли "Цезарь" без соуса. У меня на него аллергия!
- Взгляните сами, что вы заказали, - устало отмахнулась я, пихая ей свои записи.
Даже если бы я беспечно уселась задницей на детонатор, взорвав к чертям весь город, это бы не произвело эффекта, схожего с тем, что воссоздал маленький заголовок в блокноте. Клиентка скользнула взглядом по кривым буквам и начала краснеть от злости.
- Что? Что это значит?! - она вскочила, стискивая в руке тарелку с салатом, как держат диски метатели на Олимпийских играх. - Ты, дешёвая шлюха!
Я поняла, что контакт моей головы с содержимым тарелки неминуем, и поэтому только вжала голову в плечи, не пытаясь как-то бороться с разъяренным монстром в платье. Однако чья-то рука схватила девушку за запястье, а вторая осторожно вытащила из цепких пальцев блюдо и поставила его на стол.
- Дамы, думаю, вам стоит удалиться.
- Да пожалуйста! - возмущённая особа откинула с лица тонкие тёмные волосы и кивнула подругам: - Идем. И чего только нас потащило в эту помойку...
- Спасибо, Натан, - я с облегчением улыбнулась своему спасителю и неловко вытерла вспотевшие ладони о фартук. - Я уж думала, придётся поздороваться с Цезарем.
- Не за что, - он усмехнулся, помогая мне составить тарелки на поднос, - терпеть не могу таких девиц.
Я вновь улыбнулась ему, и Натан подмигнул в ответ, возвращаясь за стойку, где его ожидала терпеливая и приятная на вид пожилая пара. Рассеянно уловил их тихое "два латте, пожалуйста", я взяла в руки поднос и вновь скользнула взглядом по залу. За самым крайним столиком, удаленным от окон, сидел единственный ничего не заказывающий клиент. Да, это явно о нем говорила Клэр. Я задумчиво посмотрела на его голову в капюшоне и скрылась за качающимися дверьми кухни.