-Ой, ли, люли! Люли-люли, нате вам ваши пилюли. Да, кто про вас знат, кто у вас тут будет последний? При вашей - то ужасной разборчивости, -зудела, не унимаясь домработница.
Колготкина постаралась взять себя в руки и продолжить одновременно и поиски веревок и выяснение всех обстоятельств. -Хватит юродствовать, дорогая. Конечно, же, я говорю про моего любимого Эроса. -Да, говорите вы про него скока хочете, а вот кто мне посуду мыть будет? С вашими разговорами бы только бездельничать... Звездина гордо развернулась и не менее гордо снесла свое грузное тело на кухню, мыть посуду.
Якобы вдова академика осталась в прихожей одна. Нервничая, она трясущимися руками, начала быстро шарить по полочкам и ящичкам в поисках прочных веревок для связывания своего любимого. Она добралась до самого нижнего ящичка, и, согнувшись в три, нет, в четыре погибели, усердно рылась там, как вдруг над её ухом возник "огнедышащий тройным перегаром" безвинно усопший - живой и невредимый Эрос и чмокнул её в ушко, побагровевшими губищами. - Эвочка! Ты?! Эвочка так и упала навзничь на пол, слетев со своих, согнутых в коленках, затёкших от неудобной позы, кривеньких и худеньких ножек, а в руках она крепко держала два мотка веревок. -Это вы? - только и смогла прошептать, уже чуть было не новоиспеченная молодая вдова. И закрыла глаза. Больше ей мечтать было не зачем..... Эрос, как закоренелый интеллигент, тут же на крыльях любви бросился на помощь даме. Не просчитав верно траекторию полёта, он упал и улегся рядом с любимой на том же придверном коврике. Его распухшие от усердных винных возлияний, уже не губы, а губищи продолжали свое дело, и нащупав ими в очередной раз следующее ухо своей жены, он, сладострастно причмокивая, вожделенно сопел и шептал, упавшей в обморок Колготкиной: -Эвочка! Я это! Я! А кто же боле? Родная моя, как я соскучился! Проследуем же, солнце моё, радость моя, в покровах темноты на наше супружеское ложе. И займёмся там утехами любви. Во время его заключительных фраз, Колготкина уже стояла в проёме бронированных шпоном дверях, хотя академик всё еще лежал с закрытыми глазами на полу и соблазнял молодую женщину. Глядя, на соблазнителя сверху вниз, она ему в ответ не только ухмылялась. -Ага, утехи любви! Если бы вы ими также занимались, как красочно говорите. А то кроме разговоров об утехах, до самих утех дело никогда не доходит. -Эвочка, вы неправы. В абсолюте, вы неправы. Во всех энциклопедиях мира, вы найдете сообщения о том, что женщины любят ушами.... -Ага, а мужчины желудком с глазами, - перебила его Колготкина. - Ну, Эвочка! Радость моя! - канючил лежащий на полу профессор, не находя в себе сил, чтобы подняться. А руку помощи ему не протягивал никто.
- Ладно. Вставайте уже, идите, ждите меня в опочивальне, я приду. Когда - нибудь. Расстроенная Ева открыла входную дверь и ушла туда, откуда пришла.
Воодушевленный её словами, профессор кое-как переполз в спальню и прождал там супругу до глубокой ночи. Не потеряв надежды, полюбить в этот день хоть что-нибудь, хотя бы желудком, научный деятель пришлёпал на кухню, где громко и звонко гремела кастрюльками, страшно счастливая балерина. На её голове уже красовалась белая повязка.
Вот тут-то и отвел душу изголодавшийся профессор, под самую завязку насладившись утехами "желудочной любви". Он так обожрался, что до самого утра из опочивальни раздавались его громкие стенания, шумные охи-вздохи, вскрикивания и всхлипывания. Уже под утро, вконец измученный обжорством академик, вывел черным фломастером на стене, прямо по поверхности обоев, воззвание к себе. "Эрос! Не отягощайтесь, раб Божий, объедением и пьянством! И всё у вас будет.... Он хотел дописать ещё одно слово " в порядке!", но не сумел. Обессиленный, он сполз по стеночке, и, свернувшись в клубочек, прямо на полу, сладостно уснул сном праведного в своих глазах праведника.
Все его соседи и соседушки по дому, живущие снизу, сверху и по бокам не смогли от зависти заснуть ни на секунду. Они тихо, без единого слова, лежали по своим кроваткам. Кто-то делал вид, что спал, и лежал с крепко зажмуренными глазками, а кто-то и не думал притворяться и лежал с вытаращенными. И все молча при этом рассуждали, об одном и том же. -До чего силён, поганец! А ведь сразу на эту вошку и не подумаешь, на что она способна! Червь червём, а погляди ты, чего вытворяет. Надо присмотреться, что он там жрёт. А может, что пьет, а? Проконсультироваться у него надо что ли, может действительно чего и от имени зависит, а?