Между тем ни Бруно, ни Буркхард не были даже навеселе. «Быть пьяным» могло в разговоре означать наркокайф, но они не употребляли наркотиков.
Поскольку наркотики не продавались открыто на каждом углу, говорить (или умалчивать) о том, на чем кто-то словил или пытался словить кайф, как действует тот или иной материал, было не принято, чтобы не вводить собеседника в искушение или не заставлять с позором отказываться.
Кайф означал выход в иные миры, всегда доступный. Но они не желали признавать его разовым подарком судьбы или кратчайшим на данный момент путем. Даже те, кто верил в вечную жизнь на небесах, старались изо всех сил добиться чего-то в этой жизни, не давая оборваться ариадниной нити.
Старики часто оступались, но умели избегать ситуаций, грозивших гибелью. Им нравилось быть непонятыми, занудными и невыносимыми. И шумно, тяжело расставаться с прежними друзьями-подругами, чтобы обрести новых.
Крис, Даниель и Юлиус были одеты не так чтобы в один стиль, но уж как получилось. Их танец слишком затянулся, чтобы они могли рассчитывать на аплодисменты: мол, вы хорошо станцевали, вам заплачено, до свидания.
Свет замерцал красным и синим. Танцующие двигались в пламенеющих лучах. Пальцы выбивали ритм, а бас заполнял и никак не мог заполнить зияющие пустоты. Чей-то голос громко подпевал невпопад.
Бородач в балахоне распевал баллады. Официанты ходили в майках, украшенных буквой «В» на обеих грудях.
Тех, у кого находилось хоть немножко фантазии, презирали. Всем было хорошо, все были счастливы, и никому не хотелось отступать от света рампы. Проверяли, какой наркотик как лучше действует. Кожа у всех сухая, гладкая, натянутая из-за повышенного давления.
Юная кожа не липла к тем, кто был старше хотя бы лет на десять. Хотя, будь на то время, все бы постепенно перетрахались со всеми. Нити судеб, сошедшихся здесь, безнадежно переплелись.
Попытка подъехать к кому-то могла вызвать лишь недоумение. Поймав себя на том, что тебя тянет к нему или к ней, можно было нарваться на скандал. Решив, что к нему липнут, другой мог страшно отомстить, ответив тем же. Или сдав другому, чья ненависть не задержится. А если дадут оправдаться, то будет еще хуже, чем можно было ожидать.
— Пару минут назад ты был со мной не согласен.
— Я никогда ни с кем не соглашаюсь и не раскрываюсь до конца.
— Потому что боишься напороться все тем же боком. Не бойся, я зайду с другой стороны…
Юлиусу ничего не оставалось, как вырваться невежливо. Просто взять и уйти он не мог, тот поперся бы за ним. Выгнать тоже не мог, тот бы вернулся.
Пришлось напомнить, что тот должен заплатить. До этого Юлиус не хотел пускаться в расчеты. Да и не так уж важны были ему эти деньги. Все это было ему настолько неинтересно, что он готов был уйти, не рассчитываясь ни за что.
Прощание удалось. Уходя, Юлиус не столкнулся ни с кем. Раз даже остановился подвинуть стул, чтобы на него кто-нибудь не наткнулся.
На улице он чуть не вмазался в Крис. Та, отступив на шаг, подняла руки и сложила их у себя над головой.
Отвернулась — не чтобы заставить его ждать или спрятать лицо, а ища себе компанию получше. Он воспринял это как вызов, зашел сзади и обнял.
Не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Придется ползти на коленях до дому или хотя бы до такси, а там выползти. Лучше было бы ползти всю дорогу, но не было сил.
Он никогда бы не напивался, если бы не знал, что в случае чего его просто вырвет. Крис довела его до машины и усадила головой в окно, чтобы не заблевал салон. Но его так и не вырвало.
Не надо было говорить, что «все в порядке». Сказала и испортила все.
Ощупал пальцами землю. Ползти все-таки придется.
На земле
До дома он добрался не сразу.
Очнулся на сухой лужайке, подобрался и посучил ногами. Закрыл глаза, потому что от бегущих по небу облаков его мутило. Небо казалось сплошной непробиваемой стеной.
Горы на горизонте были такими чистыми и ясными, что, казалось, их никогда не оскверняла ничья нога. Текли реки, украшаясь зеленоватой пеной. Он знал, что там есть водовороты. Ни переплыть, ни брода не найти. Одни выбоинки в бурых камнях.
В руке скомканный бумажный платочек — пусть хоть едва теплящаяся, но жизнь.
Здесь почти никогда никого не было. В других местах всегда стоял хотя бы чей-то автомобиль. Блестя лаком на фоне облупленных, много раз перекрашенных, убогих домишек. Машины длиннее домов, но зато ниже и на колесах.
* * *Она была далеко и долго медлила, прежде чем подойти, показывая, что может и передумать. Но он лежал так неподвижно, что она решилась. Убежать он, во всяком случае, точно не мог. Она потормошила его. Ну и рожа.