И вот – первые неуверенные толчки уснувшего механизма в груди, вслед за ними – первый, судорожный, вздох.
Тогда, два года назад, Василий понял: он – точнее, его кровь – может воскрешать людей.
Он еще долго наблюдал за ожившей сиротой – та с каждым днем становилась все живее, и через пару недель уже нельзя было и предположить, что Ангелика недавно была тяжело больна – тем более, мертва. Когда врач покидал то селение, он взял девушку с собой – она была бесценным объектом исследования, да и сама выразила соответствующие пожелания – все равно дома ее уже некому было ждать.
Мужчина на столе начал хватать ртом воздух, закашлялся и затрясся. В этот миг священник отпрянул и будто бы побледнел еще сильнее, уподобившись недавнему трупу. Но, предупрежденный врачом заранее, Альбрехт быстро совладал с потрясением.
- Значит, это действительно работает…
- Как видите. – Василий осматривал тело кузнеца, переставшее биться в конвульсиях, подул в лицо и глаза, пощелкал пальцами у ушей. В ответ на каждый стимул Штефан Вольф вздрагивал, но еще не выглядел так, будто это или хоть что-то еще вызывало у него какие-либо мысли. – Работает где-то четыре раза из пяти, если ткани тела не начали разлагаться. Кажется, мозг цел. Разум же начнет возвращаться еще через несколько часов. Теперь, думаю, я оставлю его на Вас, отец, чтобы вернуться к работе со своими основными пациентами.
Альбрехт оторвался от наблюдения только что оживленного мужчины, чтобы неуверенно обратиться к врачу.
- Постойте, герр Штахеллер… Ладно, что с ним делать, допустим, я найду. Но что сказать его родным? Ведь они никак не ожидают мертвеца стоящим на пороге!
- Обычное дело – скажете, что кузнец был еще жив, и я его вылечил, а теперь же он пойдет на поправку. В определенном смысле, все именно так и есть.
Медик плотно закутался в плащ и покинул часовню. Погода, солнечная с утра, теперь стремительно портилась: среди скал, окружавших Хазельгартен, и в трубах домов посвистывал холодный ветер. Тянуло мертвящей свежестью.
III
Вечером этого же дня на улицы небольшого города выпал первый снег. Мелкие белые хлопья, недолго кружась в воздухе, ложились на плечи Ангелики, возвращавшейся с пустой сумой в швейную мастерскую. Снежинки, пусть и таяли, только касаясь теплой шали, тревожили девушку.
Снег начал падать. Это означало, что скоро деревья сбросят оставшуюся листву, и мир окончательно поблекнет. Для людей уже было ясно, что и больные вновь последуют за увядающей природой. Значит, действительно оставались считанные дни до момента, когда весь город обратится к доктору-чудотворцу. Вот это и вызывало у девушки чувство тревоги.
Уже к концу недели, и в самом деле, поток пациентов возрос лавинообразно.
С приходом холодов исчезли последние из гнусов, с которыми распространялась зараза, и улицы вновь стали людными: народ старался совершить все, что было невозможно сделать ранее, но требовалось выполнить до зимы. Чинились крыши и печные трубы, хазельягеры выходили из леса только для того, чтобы отнести свой товар в кладовые. Повсюду тянулись телеги, груженные дровами, запасаемыми к зиме.
Однако Хазельгартен все равно оставался в трауре. Только две трети жителей работали – остальные либо были при смерти, либо скончались ещё в прошлые сезоны; среди живых же многие разорились или обнищали. Поэтому эта суета не имела ничего общего с обыкновенно веселой суетой перед праздниками и событиями, обычно связанными со сменой времён года: приходом весны, порой сбора урожая, праздником Вознесения или Кольцеванием. Мрачное настроение смягчали только вновь появившиеся, пусть и в ничтожно малом количестве, иногородние торговцы, скупавшие находящиеся в избытке товары местного производства - в первую очередь, конечно же, орехи.
Василий и сам старался бодриться: горожане, наконец прослышавшие о нем, вновь обрели надежду спасти своих умирающих родственников. И, если поначалу приходилось выбирать, кому из умерших стоит помогать - были и те, от которых их семьи предпочли бы избавиться, - то теперь люди обращались сами, а значит, конечно, они желали помощи. Но положение было тяжёлым: каждый день Василий мог дать кровь только паре десятков лефкансиков, ведь все они уже умирали, и раствор для них был нужен густой. В городе же таких было более тысячи. Начались первые смерти - смерти, которые врач уже не успевал обратить вспять. Бледная чума настигла его и здесь и уже подминала под себя.