— Ты не очень-то здесь сторожишь, — сказал Ники, потирая себе ухо. — Привет, ангел, — он выпрямился и улыбнулся ей. — Прошу прощения за опоздание. Я сделал не тот поворот и застрял в воскресном потоке машин.
— Не важно. Рада вас видеть, — сказала Имоджин.
Она гадала, как он будет выглядеть без своих теннисных принадлежностей — может быть, как моряк в штатском костюме, но в алой рубашке, которая шла к его загару, и джинсах, облегавших его худые мускулистые ноги даже плотнее, чем у Джульетты, он выглядел еще лучше.
— Проходите сюда, — пробормотала Имоджин, направляясь в сторону гостиной. Ники прошел вперед, чтобы открыть для нее дверь, одновременно с ней дотянулся до ручки и задержал свои пальцы на ее руке много дольше необходимого.
— Вы не против стакана черри, — спросила она, — совсем сухого?
— Я бы предпочел пива, если у вас есть. Предполагается, что я на тренировке.
— Сейчас принесу. Я мигом.
— Постарайтесь, а то я буду без вас скучать, — сказал Ники, взяв газету и открывая ее на спортивной странице.
Имоджин кинулась на кухню. К счастью, в холодильнике стояли шесть банок пива «Лонг-Лайф».
— Как дела? — спросила Джульетта, кидая спагетти в кипящую воду.
— Не знаю, — бросила Имоджин, выбегая и едва не упав на Гомера, — обещай не оставлять меня с ним одну надолго.
— Что мне нравится в этом доме, так это его непринужденная атмосфера, — сказала Джульетта.
— Нэстасе выиграл в Гамбурге, — сообщил Ники, отложив газету и принимая из рук Имоджин банку и стакан.
— Вы с ним знакомы?
— Да, это мой большой приятель.
Он подошел к французскому окну.
— Приятный дом.
— Немного неряшливый, — заметила Имоджин, остро переживая, что в доме потертые ковры, исцарапанные кошачьими когтями ручки кресел и вылинявшие красные гардины, которые от многих стирок сели и на три дюйма не доставали до подоконника.
Ники же, привыкший к безликим гостиничным номерам, заметил лишь уставленные книгами стены, добродушного пса, толстого полосатого кота, спавшего на стопке нот на верху пианино, листы «Церковного вестника», торчавшие из-под поленьев в камине и ожидавшие, когда их зажгут в холодную ночь, и как снегом покрытые цветами яблони в конце сада.
— Это семейный дом, — сказал он. — Мой отец служил в армии, и все детство я провел в переездах с места на место. Я всегда мечтал о настоящем доме.
Он взглянул на Имоджин, которая смотрела на него с невыразимым сочувствием. Он заметил, как она была тронута и рада его приезду. Это его умилило. Ему нравилась эта серьезная девушка с огромными глазами.
— От вас замечательно пахнет, — сказал он, приближаясь к ней.
— Это не от меня, а от ковра, — созналась Имоджин.
Наступило молчание. Что она могла теперь сказать? Вот если бы у нее были в запасе какие-нибудь шутки и готовые фразы, как у Джульетты и Глории.
— Обед будет скоро, — произнесла она, заикаясь, когда Ники сел на диван. — Вы не хотели бы орешков?
— Нет, спасибо, — тихо ответил Ники. — Я хотел бы побыть пять минут с вами вдвоем. Садитесь рядом. — Он похлопал по дивану.
Имоджин села. Снова молчание. Она разглядывала его руки, зная, что он смотрит на нее. Вдруг они оба подскочили, когда большой толстый кот, спрыгнув с бетховенских сонат, приземлился на дискантовый ключ пианино, откуда мерно проследовал к басовому ключу и с достоинством удалился через французское окно.
Оба расхохотались. Лед растаял.
— Хорошая была вчера вечеринка? — спросила Имоджин.
— Как она могла быть хорошей, если вас там не было? Я выпил слишком много дешевого вина и чуть было не явился на ваш благотворительный вечер.
— Вам надо было прийти, — задумчиво сказала Имоджин. — Когда вы едете в Рим?
— Сегодня вечером. Отсюда качу прямо в Хитроу. В этом году, может быть, дойду до четвертьфинала. Мне повезло на жеребьевке.
— Вас не пугают такие ранние успехи? — спросила она.
Ники рассмеялся с явным удовольствием. Она нашла верную тему для разговора.
— Меня напугать нелегко, — сказал он, взяв ее руку и положив ее себе на бедро.
Позади она услышала шаги и, испугавшись, что это отец, отвела его руку. Но то была мать в помятом платье с цветочным рисунком, пахнущем шариками от моли. Она явно только что достала его из комода. На одной стороне ее носа было слишком много пудры.
— Как я рада вас видеть у нас, мистер Бересфорд, — сказала она, неуверенно двигаясь на неудобных и непривычных высоких каблуках. — Имоджин дала вам чего-нибудь выпить? Она ужасно забывчива.
О Господи, подумала Имоджин, надеюсь, она не будет слишком навязчивой.
— Она отлично за мной ухаживает, — сказал Ники миссис Броклхерст, которая налила себе стакан шерри, — и мне нравится ваш дом.
Тут появилась Джульетта. Она села на стул рядом с пианино и, поглаживая Гомера, с улыбкой посмотрела на Ники.
— Привет, — кивнула она ему.
— Отличный пес, — сказал Ники. — Как его зовут?
— Гомер, — ответила Джульетта. — Сокращенное от Гомерсексуалист. Он постоянно вспрыгивает на кобелей.
— Но это же неправда, дорогая, — кротко возразила миссис Броклхерст.
— А кто играет на пианино? — спросил Ники.
— Я, — сказала Джульетта, — и думаю, не взять ли виолончель как второй инструмент.
После этого она засыпала Ники вопросами о теннисных звездах. Правда ли, что у Нэстасе в самом деле такой трудный характер, как все об этом говорят, что Стен Смит так невозмутим, как кажется, что у Борга много девиц?