Нет.
Я резко разворачиваюсь и, уже не заботясь о тишине, бросаюсь обратно по тому же маршруту, пытаясь вспомнить каждый шаг, чтобы не заблудиться в этом лабиринте.
Если мне суждено умереть здесь, в темноте, от ядовитого воздуха, я лучше умру рядом с тем, кого я…
И тут меня накрывает.
Воздух выходит из лёгких рывком, пока осознание с яростью обрушивается на меня.
В панике взрыва. В хаосе, когда Кензо был ранен. В воде. В этом бешеном подъёме. В крови.
Я забыла.
Но сейчас вспомнила.
Моя рука срывается с рукояти меча и хватает плечо.
Там, где Валон вогнал иглу с ядом.
Кровь застывает во мне.
Я срываюсь с места, несусь вслепую, врезаясь в стены и углы, отскакивая от них, словно мяч в пинболе. Потом, внезапно, впереди появляется слабый отблеск света.
Поворачиваю за угол и едва не задыхаюсь, когда вижу Кензо. Он всё ещё там, где я его оставила, привалившись к стене.
Я бросаюсь к нему, но успеваю сделать лишь пару шагов, прежде чем из арки, ведущей к металлическому переходу, выходит тёмная фигура.
Валон.
Резко торможу, и крик застревает в горле, когда он медленно поднимает пистолет, усмехаясь с омерзительной жестокостью.
— Иди сюда. Сейчас же, марионетка, — шипит он, слегка поворачиваясь.
И только теперь я вижу, во что превратилось его лицо.
Правая половина — обугленная, покрытая волдырями, из которых сочится гной и кровь. Ухо с той стороны полностью сожжено, исчезло.
— Ну же, не бойся, — его голова чуть наклоняется, и внезапно он взводит курок, вдавливая дуло в лицо Кензо.
— ИДИ! СЮДА!
Моё дыхание сбивается, когда я медленно делаю шаг вперёд, ощущая, как сердце гулко бьётся в висках.
— Антидот, — сиплю я. — Валон, отдай мне…
— Конечно, марионетка, — низко рыкнул он, уголки его губ выгнулись в злобной ухмылке. — Я дам тебе его. И покажу выход.
Улыбка расширяется, и в глазах загорается нечто новое — холодная, бесчеловечная жестокость, которой я прежде в нём не видела.
— Но сначала я тебя вытрахаю.
Я вздрагиваю, словно меня ударили. Отшатываюсь, не в силах отвести взгляда от его ледяного, самодовольного выражения, пока из глубин сознания не начинают всплывать все самые страшные воспоминания.
— И, о нет, я не говорю образно, — хрипло продолжает он. — Я имею в виду буквально. Прямо здесь. На глазах у твоего дорогого мужа.
Он оборачивается, бросая на Кензо презрительный взгляд. Тот еле дышит, еле держится в сознании, его тело бессильно опирается на стену.
— Ты мерзкое животное, — рычу я, выставляя меч перед собой и двигаясь к Валону.
— Ах-ах-ах.
Он качает головой, поднимая что-то в руке.
У меня внутри всё обрывается.
Маленький стеклянный флакон с антидотом.
Без крышки.
— Стой, где стоишь, — рыкает Валон. — Или это отправится в воду.
Его губы кривятся, и он снова улыбается:
— К тому же, мы оба знаем, что ты не убийца, марионетка.
Я смотрю на Кензо, моля, чтобы он пришёл в себя. Чтобы его раны чудесным образом затянулись. Чтобы он встал и покончил с этим.
— Брось меч, — тихо приказывает Валон. — И иди сюда.
Я не двигаюсь. Кензо умирает. У него мало времени. Он должен выбраться отсюда.
Моё лицо остаётся непроницаемым, когда я поворачиваюсь к чудовищу, что насмехается надо мной.
— Выход есть?
— Разумеется.
Он морщится, сжимая окровавленный бок.
— Я не собираюсь умирать здесь.
— Тогда почему не ушёл?! — выплёвываю я. — Какого хрена ты просто не свалил…
— Потому что, марионетка, — ухмыляется он. — Я хочу, чтобы он смотрел. Хочу, чтобы твой муж собственными глазами увидел, какая шлюха его жена.
Будто лезвие пронзает меня снова и снова, когда все эти кошмары, которые я столько лет закапывала глубже, вдруг вырываются наружу.
— Я тебя ненавижу, — захлёбываюсь я, слёзы текут по щекам.
— Мне плевать, — зло шипит Валон. — Живо сюда. Лицом к стене.
— Анника…
Хриплый голос Кензо доносится до меня, и я вижу, как он из последних сил пытается разлепить веки.
— Ах, ты нас слышишь, Кензо? — Валон усмехается. — Хорошо. Слушай, ублюдок. Слушай, как твоя шлюха-жена стонет подо мной.
Рука Кензо вздрагивает, глаза резко распахиваются, и я вижу в них ярость.
Он бросается на Валона…
И падает.
Я вскрикиваю, бросаясь к нему, но дуло пистолета Валона, упирающееся мне в лицо, заставляет меня замереть.
— К стене, марионетка, — тихо приказывает он. — И меч оставь.
Я не могу осознать всю глубину этого ужаса. Не могу даже по-настоящему почувствовать этот момент — настолько он абсурден.