— Где он?
Она молчит слишком долго.
Слишком.
— Где он?!
Я снова пытаюсь сесть, но Фрея тут же берёт меня за руку, удерживая и глядя мне прямо в глаза.
— С ним всё в порядке, Анни. Ну, ему придётся сидеть на антибиотиках, вам обоим. Эта вода была мерзкой. Это был канализационный сток.
К горлу подкатывает тошнота, но я её подавляю.
— Но он жив. Операция по извлечению пули прошла нормально, и сейчас он спит.
И тут меня накрывает.
Похищение.
Игла в мою руку.
Бомба.
Кензо.
Валон.
Заплыв сквозь ад.
Я нахмуренно смотрю на Фрею.
— Как я ещё дышу?
Она ухмыляется.
— Потому что ты чёртов терминатор? Уверена, что ты поставила какой-то рекорд по задержке дыхания, выволакивая вас обоих оттуда…
— Нет, я имею в виду, меня отравили.
Она качает головой.
— Нет…
— Да! Валон! Он ввел мне что-то…
— Медленно действующий седатив.
Я моргаю.
— Чего?
— Ты бормотала что-то про яд, когда тебя забирали в скорую, так что они взяли анализ крови. Ты была под наркотой, Анни. Но не отравлена.
Дверь открывается.
Я слабо улыбаюсь, когда входят Такеши и Хана.
На лбу и веке Ханы — повязка, а у Така — пара знатных синяков, но они оба улыбаются.
Я вздрагиваю, когда Хана обнимает меня слишком крепко, задыхаясь в моё плечо.
— Спасибо, — всхлипывает она.
— За что?
— За то, что спасла нашего идиотского брата, — рычит Так, ухмыляясь.
Хана тоже улыбается.
— Он после операции. Всё прошло хорошо. Пуля прошла навылет, он потерял кучу крови, но… будет в порядке. Он просто спит…
Дверь снова открывается.
Мал хмурится, увидев Фрею, но когда его взгляд падает на меня, его лицо смягчается, и появляется одна из его редких, приватных улыбок.
— Думаю, тебе стоит знать, — хрипло говорит он. — Кензо очнулся.
Когда меня вкатывают в палату, я ощущаю что-то, чего никогда не испытывала.
Как будто мир, жизнь и я сама падаем в пропасть, и всё, что мне остаётся, — это смеяться, плакать и орать одновременно.
Но вместо этого я просто давлю всхлип, пока Хана и Так подвозят меня к больничной койке.
Он выглядит не просто нормально.
Он выглядит живым.
Вернулся привычный цвет лица.
И огонь, который я так люблю, снова горит в его глазах.
Он улыбается мне, и это разбивает меня на части и собирает обратно.
Я даже не успеваю полностью доехать до его кровати, как вываливаюсь из кресла, лезу к нему, изо всех сил стараясь не задеть его рану.
Он морщится, но смеётся, обнимая, наклоняя голову и целуя меня.
Медленно.
Безумно.
Глубоко.
В какой-то момент семья и друзья устают быть проигнорированными и выходят.
Позже приходит медсестра и вежливо просит меня вернуться в свою палату.
Я не ухожу.
Приходит другая и говорит это не так вежливо.
Я всё равно не ухожу.
В конце концов появляется Сота.
Он обнимает нас и улыбается.
А потом говорит главной медсестре что-то такое, после чего она больше не требует, чтобы я уходила.
Правильно.
Я никуда не уйду.
На потолках больничных палат нет звёзд.
Так что вместо них мы просто смотрим на мерцающий голубоватый свет приборов вокруг нас.
Он находит мою руку.
Я поворачиваюсь к нему.
Он говорит, что я маленькая воришка, которая украла его сердце.
Я говорю, что это самый тупой подкат, и нам срочно нужно поработать над его репликами.
Он спрашивает, нравится ли мне больше «грязная маленькая спермоглотка».
Я моментально мокрею, пока не осознаю, что секс сейчас буквально разорвёт его швы.
Так что нет.
Просто говорю, что люблю его.
Он отвечает тем же.
И, честно?
Разве нужно что-то ещё?
Эпилог
АННИКА
— Хочу для протокола заявить ещё раз, что это ужасная идея.
Я игнорирую голос в наушнике и аккуратно веду алмазное лезвие по кругу вокруг присоски. Раздаётся едва слышный треск, и я внутри. Осторожно, не ослабляя давления на присоску, отрываю руку.
Крупный круг стекла отделяется безупречно.
Я ухмыляюсь, откладываю инструменты и беру почти бесшумную шлифовальную машинку, чтобы сгладить края свежеобразовавшегося отверстия в потолочном окне.
— Алло? Ты меня слышала?
— Да, слышала, — вздыхаю я в ответ Фрейе. — Успокойся. Я внутри.
Совершать кражу накануне собственной второй свадьбы — не самая традиционная затея. Но и праздновать свадьбу дважды, если уж на то пошло, тоже не особо принято.