— Теперь мы можем идти, — рычит он.
20
КЕНЗО
Смерть Орочи Ито и его племянника потрясла преступный мир Киото. Сначала все ожидали, что в образовавшемся вакууме власти разразится масштабная кровавая бойня.
Но этого не произошло. Потому что этот вакуум заполнил я.
Возможно, я все еще новичок в городе. Но старая гвардия различных семей якудза в Киото оказывает мне определенную долю уважения, как из-за моей фамилии, так и из-за того, что я, по сути, являюсь наследником Соты.
К сожалению, рука об руку с уважением и становлением одним из королей города идет необходимость играть в эти утомительные игры старой гвардии. Например, терпеть невыносимо скучные посиделки, где все просто обмениваются рукопожатиями и несут чушь о том, какие они могущественные, или бесконечный светский календарь свадеб, помолвок или церемоний омиямайри, посвященных рождению того или иного наследника.
Сегодня вечером очередное из этих глупых светских сборищ. Хуже того, это мое собственное глупое светское сборище.
Сегодняшнюю тусовку организовал Сота, чтобы отпраздновать мою женитьбу на Аннике, а также мир и процветание между нашей семьей и Братвой, который это приносит.
Просто пристрелите меня.
Сота не игнорирует мои мысли по поводу всего этого. И он не ведет себя как козел, заставляя меня праздновать. Просто так положено. Было бы неуважительно по отношению к другим семьям якудза в Киото не устроить что-то подобное.
И все же, именно мне приходится страдать от всей этой чуши: куча курящих стариков, разглядывающих официанток и потягивающих дорогое саке и виски, пока заключают сделки, чтобы стать еще богаче.
И все же…
Когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Аннику, сидящую рядом со мной на заднем сиденье черного Range Rover, огни города и неоновые вывески омывают ее волнами, я не уверен, что слово “страдать” точно подходит.
Называть страданием сидение рядом с такой красивой женщиной, как она, или вход на мероприятие с ней под руку в качестве моей жены — это оскорбление реальных страданий.
Была причина, по которой я купился на чушь Анники пять лет назад. Конечно, я был пьян и одурманен своими успехами. Я был моложе, безрассуднее и, вероятно, искал неприятностей.
Но когда неприятности вошли, выглядя как она? Я был обречен.
В тот вечер на ней был светлый парик боб поверх ее длинных рыжих локонов, но этот маскарад ничуть не скрыл ее красоты. Ее необузданной чувственности. Ее дразнящего обещания безрассудства и плохих решений.
Я купил ей выпить, потом еще. Она спросила, можем ли мы пойти куда-нибудь “только вдвоем”… и мой член взял верх.
Я проснулся восемнадцать часов спустя, смутно вспоминая, что напиток, который она налила мне у меня дома, имел странный вкус. Со слабыми воспоминаниями о том, как поставил пластинку и попросил ее потанцевать со мной под Эла Грина. Отчетливо помню, как на следующий день хотел пробить себе яйца за свою сентиментальность в связи с этим поступком.
Но больше всего я запомнил ее.
Ощущение ее тела, покачивающегося в такт моему, когда «Так устал быть один» сладостно лилась из моей стереосистемы. Аромат ее кожи, смесь жасмина, флердоранжа и моря. Вкус ее мягких губ, когда я поцеловал ее, застав врасплох. Уверен, что мой следующий маневр подразумевал бы меньше романтики и больше “срывания с нее одежды и траханья до тех пор, пока она не увидит Бога”. Но мы так и не зашли так далеко, прежде чем наркотик, который она мне подсыпала, подействовал и отправил меня в нокаут на пол.
— Я запомню тебя, — рычу я, когда подступает темнота. Я смотрю на ее лицо, запоминая каждую деталь. Запечатляя. Светловолосая одаривает меня нахальной ухмылкой, вытаскивая мой бумажник из кармана пиджака.
— Мечтай, солнышко.
— Нет, принцесса. — Я хватаю ее за запястье из последних сил, пока реальность ускользает. — Это ты будешь мечтать, и я буду тебя чертовски преследовать.
Хана была не так уж далека от истины, когда спросила, “ожерелье, девушка или тот факт, что кто-то тебя обставил, разозлили и взбесили тебя на пять чертовых лет”. Я уже знаю ответ. Спойлер: дело не в ожерелье. Возможно, дело даже не в том, что кто-то меня обманул. И остается девушка. Анника поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и мерцающие огни вывесок клубов снаружи освещают ее мягкие черты и полные губы. Ее большие, соблазнительные глаза. Она вопросительно вскидывает бровь, интересуясь, почему я так на нее смотрю. У меня нет ответа на это. По крайней мере, такого, который я готов озвучить, даже самому себе в собственной голове.
Когда мы подъезжаем к лаунжу, где проводится мероприятие, я выхожу первым. Часть прессы уже ждет — фотографии якудза продаются так же хорошо, как и фотографии кинозвезд в Японии, — и я отворачиваюсь от вспышек камер, чтобы открыть дверь и помочь Аннике выйти. Уверен, что у людей будет что сказать по поводу того, что полу-гайдзинский принц якудза женится на европейской девушке. Но мне плевать. Меня не волнует, что я недостаточно “японец” в их глазах. Знаю, откуда я. Знаю, кто я. Кровь моей семьи глубоко пропитала улицы этого города. Я не гайдзин-чужак. Я якудза до мозга костей. И женщина рядом со мной — моя чертова королева.