Выбрать главу

— Я здесь, — шипит он, прижимая меня еще сильнее. — Я, черт возьми, здесь, и никуда не уйду, никогда, — говорит он. — Я здесь, и буду тем, кем тебе нужно. Что бы это ни было, скажи мне, — стонет он, зарываясь лицом в мои волосы и окружая меня своей силой и мощью.

— Просто обними меня, — шепчу ему в грудь. — Обними меня и никогда не отпускай.

— Я могу это сделать, — шепчет Кензо в ответ, прижимая меня к себе.

Мы стоим так в лунном свете перед его входной дверью… Я не знаю. Возможно, это часы, а возможно, всего несколько минут. Но в этой слепой и необузданной силе, в этой непоколебимой уверенности я нахожу покой, которого искала годами.

Кензо качает головой.

— Мне так чертовски жаль, принцесса. Прости меня.

Я крепко прижимаюсь к нему, тихо плача у него на груди.

— Не за что про…

— Есть, — рычит он, немного отстраняясь. Он берет мое лицо в свои ладони, поднимая мой взгляд к своему. — Есть за что.

Я криво улыбаюсь, вытирая глаза тыльной стороной руки.

— Я прощаю тебя.

Его лицо искажается от боли.

— Анника, что он…

— Это в прошлом.

Его хватка становится крепче. Когда я поднимаю голову, чтобы взглянуть на него, меня охватывает дрожь при виде явной ярости на его лице. Его челюсть напрягается, и я понимаю, что он не собирается отступать.

— К черту это, — рычит он.

— Кензо, я правда не хочу говорить о…

— Мне нужно…

— Я закончила копаться в своем прошлом! — выплевываю я, мой голос срывается.

Его лицо смягчается, когда он наклоняется, снова беря мое лицо в ладони, пока его глаза встречаются с моими.

— Ты неправильно поняла, принцесса, — тихо шепчет он. — Я не хочу раскапывать твое прошлое.

Что-то злобное мелькает в его глазах.

— Я хочу, черт возьми, его похоронить.

В мгновение ока он прижимается своими губами к моим. Я тихонько стону, слезы все еще текут по моим щекам и по его пальцам, пока его губы оставляют синяки на моих в очищающем, мстящем поцелуе, непохожем ни на что, что я когда-либо знала.

Меня немного трясет, сердце бешено бьется, когда он отстраняется. Его глаза встречаются с моими.

— Скоро вернусь.

Я моргаю, сердце трепещет, пока он поворачивается и начинает идти к гаражу.

— Подожди! — кричу я. — Подожди, куда ты…

— Закопать твое прошлое в чертову землю.

23

КЕНЗО

Я уже знал слепую ярость в своей жизни. Когда умерла моя мать, ярость, которую чувствовал к миру, карме, Богу и ко всем, кому не повезло оказаться на моем пути, чуть не убила меня.

Но это не сравнимо с тем, что я чувствую сейчас.

Это не какое-то мачо-эго, бьющее в грудь. Это не ярость от того, что Лека “получил то, что мое” или что-то подобное.

Анника и я оба взрослые люди, нам обоим за тридцать. У нас обоих, очевидно, была жизнь до того, как мы встретились. Опять же, дело не в этом, и не в моем чертовом эго.

Дело в том, что вопреки здравому смыслу и, несмотря на все попытки саботировать это, где-то по пути я поймал чувства.

Нет. Больше, чем чувства.

Где-то по пути это “фальшивое” с Анникой стало очень, очень реальным. Не уверен, есть ли у меня подходящее слово для этого, или, возможно, я знаю это слово, но тот факт, что я никогда раньше его не использовал, меня пугает.

Она важна для меня.

Чертовски важна.

Анника стала дополнением к тому, что бьется внутри моей груди, чего я не искал, потому что никогда не знал, что эта часть моего сердца отсутствовала.

Как бы она меня иногда ни бесила, проклятье, эта женщина — первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь, и последнее, о чем думаю, прежде чем заснуть.

Вот почему я чертовски зол. Это не имеет ничего общего с ее прошлым опытом до меня.

Дело в нем.

Валоне.

И в том, что этот кусок дерьма причинил ей боль.

Издевался над ней.

Газлайтил и манипулировал ей. Использовал ее отчаяние и боль от потери всей семьи, чтобы получить то, что он хотел, и черт с ее мнением по этому поводу.

Он причинил боль моей чертовой жене.

Сегодня вечером он умрет за это.

Я хватаю шлем со стены и вытаскиваю ключи от своего полностью черного мотоцикла BMW с тонкой серебряной гравировкой кричащей маски ханнья на бензобаке. У меня есть небольшой арсенал в хранилище под домом, но строгие законы Японии об огнестрельном оружии сильно затрудняют стрельбу в каком-либо месте без того, чтобы на твою голову обрушилась чертова армия.

Вместо этого я подхожу к шкафчику у дальней стены, ввожу пароль и вытаскиваю искусно сделанный самурайский меч старой школы.

Это был меч моего деда — отданный Соте моим отцом, когда тот уезжал из Японии.