Но чем дольше он ехал, удаляясь от Украины и въезжая в белорусские области на Десне, тем бледнее становилось в памяти Алтерки лицо матери и ярче и красочнее — образ сиротки, которую у него даже не было времени хорошенько рассмотреть. Как всякий молодой бонвиван, с прирожденным еретически-насмешливым взглядом на жизнь, Алтерка очень рано развил в себе счастливую способность быстро стирать из памяти тяжелые впечатления, быстро забывать их, махать на них рукой и жить дальше, как ни в чем не бывало. Потому что… все равно ведь придется когда-нибудь помирать.
Девочка, носящая имя своей покойной красавицы матери, ничуть не была на нее похожа. По крайней мере, не так, как он ожидал… Сперва это его разочаровало. Он был уверен, что от розы обязательно должна родиться роза, а не какой-то другой цветок. Теперь он уже привык к мысли о том, что игры живой природы намного разнообразнее. Природа такова, что от розы может родиться лилия, от лилии — болотный лотос, от черноволосой — блондинка, от голубоглазой — кареглазая. В этом принимают участие два существа, и тот из них, кто сильнее, оставляет свою печать на новом поколении. Он, Алтерка, теперь понимал, что в тринадцать лет не смог бы этого сделать. А та, кому он отдал свою первую мужскую силу, уже не была девушкой. Более опытный и сильный любовник перебежал ему дорогу. Она уже тогда, наверное, была беременна. И потому с таким отвращением восприняла приставания такого молокососа, каким он был тогда. Ему это удалось случайно, да и то всего один-единственный раз. Должно быть, Кройндл хватила лишний шкалик. Он очень хорошо помнит, что, когда они целовались в темной спаленке, от нее сильно пахло ромом… На следующее утро, когда она протрезвела, то снова видеть его не могла. Те несколько слов, которыми его сейчас упрекнула мать, полностью разъяснили ему то, что раньше было таким загадочным, словно скрытым в тумане…
Теперь он вырос. И в свои двадцать два года, по меньшей мере, так же опытен, как был тот местечковый старый холостяк… Как его там звали? Йосеф Шик. И именно потому, что маленькая сиротка происходит от этого человека, она вызывает у него такое потаенно-мстительное любопытство. Ведь примечательно, что лысоватый аптекарь стоял у него на пути с самого детства, портил ему самые лучшие годы. Сначала он хотел оторвать от него его мать, а его самого сделать пасынком, потом, когда это не удалось, отнял у него Кройнделе, сделав ей ребенка… Черты лица и русые волосы девочка унаследовала от такого случайного отца, но они придают ей особую горькую, дразнящую привлекательность. Над ней, незаконнорожденной, витает пикантная тайна. Когда эта малышка Кройндл подрастет, стоило бы довести его месть до конца. Он даже не побоялся бы соблазнить ее. Кем-кем, а провинциалом его не назовешь…
Заново вскипевшая ненависть к бывшему жениху матери усилила в Алтерке черты покойного отца: обида отвергнутого единственного сына превратилась в нездоровую страсть. Мать с ее капризами отодвинулась далеко-далеко, а лысоватый аптекарь стал казаться жалкой комической фигурой. Только высокая прическа и длинное платьице маленькой сиротки высвечивались в воображении все ярче. Ха-ха, она настоящая маленькая «мадам».
Полупустой дилижанс несся вперед. Алтерка даже не замечал красивых ландшафтов, проплывавших мимо по обоим берегам Десны, настолько он был занят своими мыслями. Он, как бродяга, оторвался со своего прошлого и забыл, куда и зачем едет. А когда вспомнил, это вызвало у него мало эмоций. Ах, да! Какой-то старый еврей, друг его деда! В какой-то глуши, в Чериковском уезде. А везет он ему пачку никому не нужных исписанных бумаг…
Алтерка начал растягивать свое путешествие. Он оставался ночевать на станциях, посыпая постели камфарой, чтобы отпугивать провинциальных клопов. Но все-таки больше, чем на двенадцать дней, растянуть свою поездку он не смог. В конце концов он был вынужден приехать туда, куда его послали петербургский дед и мать.