История про такую «случайность» прозвучала вполне естественно. Это «хотя, конечно», произнесенное с милой смущенной улыбочкой и оборванное на полуслове, должно было означать: «хотя мать его когда-то, можно считать, что выгнала…» Но, тем не менее, все это прозвучало как-то слишком гладко и округло, словно хорошо заученная короткая речь.
После первого приступа слабости, когда она слегка потерла поцелованную руку, у Эстерки защемило сердце. И она, закусив губу, всхлипнула раз, потом другой. Она слегка покачивала опущенной головой, упрекая себя в том, что видит так близко своего выросшего единственного сына, но даже не позволяет себе обнять его, как мать обнимает свое дитя.
— Зачем? Зачем ты приехал?.. — тихо шептали ее губы. А сердце, наоборот, благодарило: «Как хорошо, дитя мое! Хорошо, что ты приехал к своей маме. Ты лучше меня. Ты все простил, все забыл, лишь бы увидеться со мной…»
Алтерка очень элегантно и игриво крутил в руке трость с красивым набалдашником. А Эстерка смотрела на него, как до смерти голодная — на запретный плод. Она видела его сквозь слезы, и его образ в ее глазах приобретал черты какой-то возвышенной мечтательности. Этот образ расплывался в серебристых лучах и был усыпан искрящимися блестками. Она с ума сходила — так ей хотелось прикоснуться к нему, но она боялась, что это прикосновение пробудит ее от глубокого сна.
А Алтерка, улыбаясь, поигрывал тростью и даже не замечал того, что происходило с матерью. Он терпеливо дожидался, пока «эта сцена», устроенная тут его матерью и уже знакомая ему по прошлому разу, наконец благополучно завершится.
И она действительно скоро закончилась. В том состоянии отчаяния, волнения и тоски, в котором находилась тогда Эстерка, спокойствие Алтерки показалось ей подозрительным: как он может сидеть с такой удовлетворенной улыбочкой, когда она так страдает?.. Серебристая пелена исчезла. Ее высохшие глаза открылись. И она, напряженная, охваченная лихорадочным беспокойством, принялась внимательно смотреть на него, следить за каждым его движением: ну, если не из-за меня, то из-за чего же?.. Кого он имел в виду, приехав на этот раз с неожиданным визитом?.. И ей тут же стало ясно, что он здесь ради другой.
Это стало видно по тому воодушевлению, которое, как заметила Эстерка, Алтерка проявил, когда в комнату стыдливо вошла сиротка Кройнделе, и по той любезности, с которой он протянул ей коробочку с петербургскими сладостями. И потом, когда он гладил ее по шелковистым русым волосам, воркуя с ней, как голубок. По его расплывающейся улыбке… В этот момент он стал так похож на своего покойного отца Менди, когда тот нацеливался на одну из ее прежних подруг и принимался за ней ухаживать… Господи на небе! Как все повторяется в этом мире! Как каждое событие получает новые воплощения, длится и никак не хочет исчезать…
Если бы он хотя бы молчал, этот новый Менди, и продолжал выкидывать свои старые штучки двадцатилетней давности!.. Однако ему хотелось еще и разговаривать. Точнее даже — подразнить ее:
— Ты ведь не ревнуешь, мамка?
— Я?.. Ревную? — испуганно переспросила она.
— Ты! — подтвердил Алтерка. — Я ведь еще помню, что было два года назад. Когда ты просила меня уехать, у тебя было такое же выражение лица…
— Ну, — уже резче сказала Эстерка, — коли так, надо было избегать… подобных мин…
Алтерка притворился, что не понял, что это означает, и, поглаживая Кройндл по головке, заговорил о своем:
— Ах, не ты одна, мамка, делаешь такие мины. Мои женатые товарищи рассказывают, что их матери тоже капельку ревнуют их к своим невесткам. Даже если те самые милые и удачные. Свекрови всегда ищут в невестках изъяны. Они любят приставать к ним. Так уж, наверное, заложено природой…
— О!.. Но при чем тут все это?
Алтерка игриво подмигнул своим масленым глазом рослой сиротке:
— Ты действительно не ревнуешь, мамка? Спасибо тебе хотя бы за это!..
Только теперь Эстерка увидала изысканную элегантность, с которой ее единственный сын был разодет. Так щегольски не наряжаются, когда ненадолго забегают к матери после дальней дороги… Его светло-серый цилиндр, лежавший сейчас на стуле, так хорошо подходил к его узким, обтягивающим брюкам. Зеленые, как трава, цветочки на его белом складчатом галстуке, ярко выделявшемся на фоне золотисто-желтого жилета, точно так же хорошо подходили к его камзолу из легкого оливково-зеленого бархата. А четыре серебряные пуговицы на груди, расположенные четырехугольником, и другие пуговицы на зауженной талии и на рукавах, так хорошо гармонировали с блеском пряжек на его коротких сапожках с отворотами, по последней моде. А сами эти сапожки перекликались по цвету с золотисто-желтым жилетом Алтерки и с его хорошо расчесанными русыми волосами и бакенбардами. Красивая трость, лежавшая поперек перевернутого цилиндра, была украшена массивным литым серебряным набалдашником в виде узкой головы охотничьей собаки с глазами из топазов. Он стал гораздо более красивым и статным за эти два года, несмотря на не очень приятные морщинки в уголках рта и у крыльев носа, которые были теперь немного глубже и жестче, чем два года назад.