А иногда мне кажется, что я действительно нашел, тогда я бросаюсь к ней, как зверь к окровавленной кости. А ты, женщина, сидишь при этом и смеешься надо мной в свои распущенные косы.
Ты золотое яблоко, которое я ем ночью с такой жадной страстью. А утром оно снова цело, на том же самом месте. Высоко-высоко, как с дерева подмигивает оно мне. И я смотрю на него снизу вверх, голодный, как и был, и не могу достать.
Целый день я лезу к нему, изнемогаю в борьбе повседневной жизни. А когда достигаю его, я уже смертельно устал. Так проходит моя молодость, моя вечная жажда тебя.
Я тот, кто сеет в тебе зернышко счастья, восходящее в великих страданиях. Твой живот вырастает, как большой загадочный плод. А из твоих грудей бьют белые источники молока, и ясный свет материнства — в твоих очах.
Только тогда я постигаю, что значит вечность: в твоей крови и плоти моя мужская смертность становится бессмертной. Один ребенок следует за другим, одно поколение — за другим. До мессианских времен. До конца света.
И в каждом поколении остается ручеек от меня. Это и есть настоящий мир грядущий, настоящее воскрешение из мертвых, которых жаждут все богобоязненные народы и не знают, что они находятся в них самих.
Горе нам, стыдящимся Божьего благословения! Горе нам, что мы скрываем его, как гроздья, украденные в чужих виноградниках!..»
Йосеф читал, захлебываясь и закатив глаза. Ближе к концу его голос ослабел, стал хриплым, губы начали дрожать. А прочитав последнюю строку, он как будто сломался и, как подрубленный, упал головой на колени Кройндл и расплакался.
Ее успокаивающая рука опустилась на его затылок и погладила его. И в этом тоже она хотела кому-то подражать. Она знала, что он это любит.
— Очень красиво то, что ты тут написал для меня… Но почему ты ни с того ни с сего расплакался?
Йосеф сразу же замолчал. Он медленно поднял голову и сухими глазами посмотрел ей прямо в лицо:
— Почему?
— Да.
— Потому что… у меня хватает мужества только на то, чтобы прочитать такую вещь тебе, но не Эстерке.
Глава седьмая
Договор
В тот день, когда реб Нота должен был приехать, его невестка Эстерка проснулась рано, даже слишком рано. В своей белой пуховой постели, сама полная, в мягкой широкой рубахе из голландского полотна, со множеством мелких складочек, разбегавшихся по ее нагретому телу, она воплощала собой зрелую женственность. А синяя лента в белом чепчике повторяла цвет ее широко раскрытых глаз и подчеркивала прохладную свежесть, сиявшую из-под ее смуглых век и черных ресниц.
Эстерка пробудилась с легким страхом: как будто кто-то взял ее за округлое плечо знакомой худой рукой и повелительно заглянул прямо в глаза. И этот взгляд тоже ей был странно знаком… Может быть, это дало себя знать беспокойство, овладевшее ею вот уже два дня назад, когда ее достигла весть, что тесть уже совсем близко. А может быть, это был просто тающий предутренний сон… Сердце Эстерки часто стучало, а ее глаза блуждали вслед за исчезающей тенью.
Ей не из-за чего было вставать так рано. Она этого и не хотела. Она устала от всех приготовлений, которые велись в ее большом хозяйстве в честь дорогого, желанного гостя и в честь бар мицвы ее единственного сына. Она устала от торговок птицей, торговцев благовониями, шинкарей и рыбаков, которые два дня подряд ломились в двери ее дома, толпились в кухне и в прихожей. Ко всему этому Эстерка приложила свою руку: она надела фартук, засучила рукава, прикрыла волосы чепчиком. Она не привыкла к такому, но была обязана это сделать. Кройндл, вторая хозяйка дома, в последнее время была какая-то не такая, как прежде. Это была уже не прежняя сведующая во всех домашних делах и спокойная девушка. Теперь она постоянно была взволнована и вечно сердита на Алтерку. Она только и делала, что жаловалась на него и его шалости. В доме было невпроворот работы, а она, ссылаясь на головную боль, выходила на прогулки одна-одинешенька и возвращалась поздно… Но Эстерка хотела, чтобы весь город гудел от этой бар мицвы, которую она собиралась справить своему единственному сыночку. Поэтому она отбросила весь свой гонор петербургской дамы и работала и хлопотала наравне с Кройндл, и даже еще больше… Все служанки в доме перемигивались, приходившие в дом торговки шушукались: мол, вот что значит настоящая мать! И чего только мать не сделает для своего ребенка?..
Теперь, после прерванного сна, после того, как она отдохнула, Эстерка ощутила ту сладкую усталость холеной и здоровой тридцатилетней женщины, которая начинает полнеть и получает особое удовольствие от мечтательного лежания в милом тепле мягкой постели в такой ранний час, когда замерзшие окна начинают синеть, возвещая наступление дня, когда так удобно и тепло, что невольно приходят на ум все затаенные желания, а отдохнувшие мысли расцветают. У мужа с особой силой пробуждается любовь к своей жене. А у женщины — глубокая тоска по тому, на кого она сможет опереться, укрепляя свои слабые силы. А если мужа, Боже упаси, нет? Тогда приходит пустая тоска, мучительная и истощающая все духовные силы.