Кристоф, прижатый к стене, попытался вмешаться:
— Ваша Светлость, позвольте объяснить…
Металл сдавил его горло, заставив замолчать.
— Твоя очередь придёт, — бросил князь. — Итак, Елена?
— Он… он угрожал мне и сыну… Сказал, что я должна сделать всё, как он говорит, иначе… Я собиралась тебе рассказать. Видишь, я даже на встречу его спровоцировала, чтобы заставить признаться! — нашлась эта гадюка.
Ну до чего хитра. Как быстро сориентировалась.
— Чем он тебе мог угрожать? Что за ахинея⁈ Ты жена князя. За твоей спиной Бастион!
Княгиня молчала, опустив голову.
— Отвечай! — рявкнул Голицын.
— Ваша Светлость, — прохрипел Кристоф. — Если вы меня выслушаете, я расскажу нечто важное. Нечто, что перевернёт ваше представление о супруге.
— Замолчи! — взвизгнула Елена и вскинула руки.
Ледяные копья материализовались в воздухе, нацелившись на посла. Однако Дмитрий Валерьянович оказался быстрее — металлический щит возник прямо из воздуха между Кристофом и заклинанием, отразив атаку.
— Интересно, — Голицын прищурился. — Что же такое знает господин посол, что ты готова убить его прямо при мне?
Фон дер Брюгген, несмотря на сдавленное горло, умудрился изобразить окровавленную улыбку:
— Спросите её о смерти вашей первой жены, Ваша Светлость. Спросите, отчего скончалась княгиня Ирина.
Воцарилась мёртвая тишина. Князь медленно повернулся к Елене. В его глазах полыхнула такая ярость, что даже мне стало не по себе.
— Что он имеет в виду?
— Ложь! — выкрикнула Елена. — Он лжёт!
— Доктор Арвид, — продолжил Кристоф. — Личный врач покойной княгини. Он заметил симптомы отравления, когда уже было слишком поздно что-либо предпринять. Побоялся сообщить вам, Ваша Светлость — думал, вы казните его за то, что не смог спасти супругу. После смерти княгини он вернулся в Ливонию и поделился своими подозрениями с земляками. Яд медленного действия, маскирующийся под болезнь сердца. Очень умно, госпожа Елена. Вы начали являться ко двору почти сразу — утешать вдовца, поддерживать в горе…
Дмитрий Голицын смотрел на жену так, словно видел пустое место.
— Это правда?
Елена подняла заплаканное лицо.
— Я любила тебя! Всегда любила! А она… она стояла между нами!
В следующее мгновение князь отвернулся от неё. Металл, сковывавший Кристофа, сжался сильнее.
— Ты ответишь за свои преступления по закону, посол. А ты, — он даже не взглянул на Елену, — отправишься в монастырь. Навсегда. Будешь замаливать грехи до конца своих дней.
Логика князя была мне понятна, хоть я и не разделял её. Монастырь вместо плахи — единственное политически взвешенное решение. Строгановы слишком влиятельны, слишком богаты. Казнь Елены означала бы войну с одним из сильнейших родов Содружества. Торговые пути, поставки соли, финансовые потоки — всё это могло обернуться против Московского Бастиона.
А монастырское заточение… Формально это даже не наказание, а «духовное очищение». Строгановы проглотят такое унижение, не имея формального повода для мести. Умно. Как бы князь ни жаждал справедливости, он остаётся правителем, обязанным думать о последствиях.
Однако в этот момент что-то сломалось в Василисе. Я увидел, как её зелёные глаза потемнели, зрачки расширились. Лицо исказила гримаса первобытной ярости. Она вскинула руку, и каменный пол под ногами Елены треснул.
— Нет… — прошептал князь, но было поздно.
Из трещины вырвался каменный шип — грубый, неотёсанный, похожий на клык древнего зверя. Он пробил Елену снизу, под рёбрами, вырвавшись из надключичной ямки, и продолжил расти, поднимая её над полом. Княгиня захрипела, из уголка рта потекла алая струйка.
— Ты… — голос Василисы дрожал от ненависти. — Все эти годы… Ты спала в её постели… Носила её драгоценности…
Кол продолжал расти, пригвоздив Елену к потолку. Кровь растекалась по камню, пропитывая лазурное платье.
— Сука! — выкрикнула геомантка, и в этом слове было столько боли, что у меня сжалось сердце. — Все эти годы я думала, что ты просто холодная стерва… Ты забрала у меня мать! А потом ещё смела говорить, что я позорю её память!
Елена попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь булькающий хрип. Её голубые глаза остекленели.
Глава 2
Я наблюдал за разворачивающейся драмой из потайного коридора, и два осознания пронзили меня почти одновременно. Первое — Кристоф фон дер Брюгген намеренно выдал информацию о причастности Елены к смерти первой княгини. Не из желания справедливости, а с холодным расчётом дипломата.