Третий день принёс неожиданные проблемы. Утром Крылов доложил о результатах фильтрации новоприбывших. Среди преподавателей обнаружился подозрительный тип — некий магистр Савельев, якобы из Смоленска. Документы в порядке, история правдоподобная, но Григорий Мартынович уловил нестыковки в деталях. После дополнительной проверки выяснилось — журналист из «Владимирских ведомостей», пытавшийся проникнуть в Угрюм под прикрытием для разоблачительной статьи. Пришлось выдворить его с позором, попутно конфисковав записи.
Днём я провёл занятие с Егором и группой младших учеников. Использовал их простые, наивные вопросы для отработки доступных объяснений сложных концепций. «А почему нельзя сразу всех научить магии?» или «Если Академический совет такой плохой, почему его не закроют?» Детская непосредственность помогала находить простые слова для сложных идей — навык, критически важный для публичных дебатов.
Вечером третьего дня, когда я заканчивал просмотр очередных правок к тезисам для дебатов, раздался звонок на мой личный магофон. Незнакомый номер, но что-то заставило меня ответить.
— Маркграф Платонов? — произнёс мужской голос с отчётливым восточным акцентом. — У нас есть кое-что, принадлежащее вам.
На экран магофона пришла фотография. Святослав, мой двоюродный брат, сидел связанный на стуле, рот заткнут кляпом, лицо в кровоподтёках. За его спиной стояли двое мужчин в масках.
Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица, а в груди поднялась волна обжигающей ярости.
Глава 5
Я смотрел на фотографию связанного Святослава, и внутри всё кипело от ярости. Кровоподтёки на лице кузена, кляп во рту, двое мужчин в масках за спиной — кто-то решил ударить по моей семье.
— Слушаю внимательно, — произнёс я, стараясь держать голос ровным, хотя хотелось рычать.
— Маркграф Платонов, — раздался голос с характерным восточным акцентом, в котором слышалась насмешка. — Как приятно наконец поговорить. Знаете, я давно хотел с вами познакомиться. Правда, представлял нашу первую встречу немного иначе.
— Что вы хотите?
— Прямолинейно, мне нравится. Ваш братец у нас, как видите. Всего лишь двоюродный, но кровь есть кровь, не так ли?.. Пока он цел, если не считать мелких неприятностей. Двести пятьдесят тысяч рублей, и он вернётся живым и почти здоровым к любимому папочке. Наличными, разумеется — мы старомодны в финансовых вопросах.
Усилием воли я подавил эмоции, заставляя себя мыслить трезво, без лишней горячности.
— Где произойдёт обмен?
— Астрахань, завтра, девять утра. Старый соляной причал — найдёте без труда, там уже лет десять даже крысы не живут. Придёте один, маркграф. Без оружия, без артефактов, без свиты.
— Я приду.
— Знаете, у нас на родине говорят: «Одинокий волк либо очень храбр, либо очень глуп». Посмотрим, к какой категории относитесь вы.
Проигнорировав нападку, спросил:
— И я должен поверить, что всё закончится простым обменом?
— А что ещё вам остаётся? — в голосе послышался смешок. — Вы же благородный человек, маркграф. Не бросите родственника в беде. Это честная сделка — жизнь за деньги. Старо как мир.
— Фотография ничего не доказывает. Мне нужно подтверждение, что он всё ещё жив именно сейчас.
— Знаете, маркграф, вы забываетесь. Здесь только один человек ставит условия — и это не вы. Впрочем, я добрый — покажу, что случается, когда мои… гости начинают качать права. Считайте это бесплатным уроком.
На экран магофона пришла новая фотография. Я почувствовал, как мышцы спины натянулись, подобно тетиве — на белой ткани лежал отрезанный мизинец. Рядом — сегодняшняя газета «Астраханский вестник» с датой.
— Это пока только палец, маркграф. Мелочь, согласитесь. Но если вздумаете хитрить — привезёте людей, оружие, попытаетесь что-то выкинуть — следующей посылкой придёт его голова. А перед этим ваш братец узнает, что вы его бросили на съедение волкам. Поверьте, я умею растягивать удовольствие…
— Понятно, — процедил я сквозь зубы.
— Вот и славно. Девять утра, старый соляной причал. Не опаздывайте, маркграф. Терпение — не моя сильная сторона. И помните: я вижу всё и всех. Одно неверное движение — и вы будете оплакивать не только кузена, но и многих других. У меня длинные руки, Платонов. Очень длинные.
Связь оборвалась. Я несколько секунд смотрел на погасший экран, затем набрал номер дяди Аркадия. Гудки казались бесконечными.
— Прохор? — голос родственника звучал напряжённо. — Ты уже знаешь?
— Только что звонили похитители. Дядя, что случилось? Как они смогли взять Святослава?