Ярослава мгновенно сориентировалась:
— Северные Волки, за мной! Остальные — держать периметр!
Завязался бой. Я слышал выстрелы, крики, рычание тварей, но не мог помочь. Каждая крупица внимания уходила на поддержание баланса.
На седьмом часу погружения я почувствовал резкий всплеск паники через связь. Сомова! Молодая геомантка начала растворяться в своей стихии. Через ритуальную связь я видел, что происходит в её сознании — она превращалась в камень, её мысли замедлялись, становясь тяжёлыми и неповоротливыми, как горные породы. Ещё немного, и она бы окаменела навсегда, став частью земли.
— Сомова тонет! — крикнул я, не имея возможности помочь напрямую.
Помощь пришла откуда я и рассчитывал. Вершинин, второй геомант в круге, инстинктивно потянулся к ней через связь. Я почувствовал, как его энергия обволакивает её сознание, создавая якорь.
— Держись, Маша! — прохрипел он, хотя глаза его оставались закрытыми. — Чувствуешь меня? Я здесь!
Но одного Вершинина было мало. Земля тянула слишком сильно. И тут подключились остальные. Зарецкий добавил живительную силу природы, напоминая, что камень — это не конец, а основа для жизни. Кронгельм вдохнула воздух в застывающие лёгкие Сомовой. Ольтевская-Сиверс и Соболева омыли окаменевающее сознание потоками воды, возвращая гибкость мыслям.
Через связь я наблюдал удивительную картину — семеро тянули восьмую обратно, не давая земле поглотить её полностью. Именно так и должен был работать ритуал Трувора. Не я спасал их — они спасали друг друга.
Медленно, мучительно медленно, Сомова начала возвращаться. Её дыхание выровнялось, напряжение в теле ослабло. Она прошла точку невозврата и вышла с другой стороны — не потерянной в стихии, а соединённой с ней.
— Получилось… — выдохнул я с облегчением.
Это был первый настоящий успех ритуала. Доказательство, что групповое погружение работает.
На девятом часу похожий кризис случился с Кронгельм — она начала рассеиваться в воздухе, но Арсеньев и остальные удержали её. Система работала безупречно.
Час одиннадцатый принёс новый кризис. Арсеньев вдруг выгнулся дугой и закричал. На миг мне показалось, что он проваливается в стихию, но дело было в ином. Через связь я почувствовал — у него пробуждается Талант! Редчайший случай.
Его крик нарушил концентрацию остальных. Кронгельм потеряла контроль — вокруг неё закрутился торнадо. Зарецкого оплели корни, прораставшие прямо из его тела. Ольтевская-Сиверс стала центром гейзера, бившего на десять метров вверх.
Я потратил последние триста капель восстановившейся энергии, вливая стабилизирующий импульс в каждого. Боль в висках стала невыносимой, перед глазами плясали чёрные точки.
«Держись! — мысленно кричал я им. — Ещё немного!»
Медленно, мучительно медленно, хаос начал утихать. Арсеньев перестал кричать, обмякнув. Стихии успокоились.
Глубокой ночью, через двенадцать часов после начала, восемь новых Мастеров открыли глаза.
Я рухнул на колени, полностью опустошённый. Лёгкое магическое истощение — так это называлось в учебниках. На деле ощущалось как тяжелейшее похмелье, помноженное на марафонский забег.
Но они справились. Все восемь.
— Получилось… — прохрипел Вершинин, глядя на свои руки. От них исходило едва заметное свечение.
— Я чувствую… воду, — удивлённо сказала Соболева. — Хотя моя стихия — вода, но теперь я ощущаю и землю. Слабо, но…
— Вторичное сродство, — пояснил я, с трудом поднимаясь. — Побочный эффект группового погружения. Каждый получил зачаточную связь с соседней стихией.
Арсеньев подошёл ко мне, держа в руках один из амулетов охранников — тот треснул во время боя с Бездушными.
— Воевода, смотрите… — он поднёс руку к повреждённому артефакту, и от его пальцев потянулись тончайшие нити электричества. Но вместо разрядов они… ткали. Электрические нити проникали в трещины, сплетались в новые руны, восстанавливая разрушенную структуру. За несколько секунд амулет засиял, как новый.
— Я почти не вкладывал энергию, не использовал инструменты, — потрясённо прошептал артефактор. — Просто… починил. Силой мысли и магии.
Я присмотрелся внимательнее. Это был не просто ремонт — Арсеньев восстановил даже те части рунической схемы, которые не мог видеть под металлическим корпусом.
— Похоже, теперь ты можешь чинить любые артефакты, даже не зная их устройства. Талант сам находит и устраняет повреждения.
— Любые? — Арсеньев смотрел на свои руки с благоговейным ужасом. — Даже древние? Даже те, чьи схемы утеряны?