Гаврила протянул три рубля. Командир удивлённо поднял брови:
— Это ещё что?
— Долг. За карты, помнишь? Год назад, на Новый Год. Я тогда проигрался в дым, обещал через неделю вернуть, да… — парень покраснел. — Не хочу помирать должником.
Борис взял деньги, повертел в руках, словно не веря своим глазам. Потом его словно осенило. Он резко развернулся и зашагал к соседней улице:
— Силантий! Силантий, погоди!
Хромающий охотник обернулся. Борис догнал его и, перетряхнув свои карманы, сунул тому в руку пять рублей:
— Держи. За ружьё твоё, что сломал на охоте прошлой зимой. Помнишь, на кабана ходили? Я тогда наобещал новое купить, да всё руки не доходили.
Силантий ошарашенно смотрел на деньги. Потом кивнул, принимая, и тут же полез в свой кошель:
— Раз такое дело… Михей! Эй, Михей!
Плотник высунулся из-за угла амбара, где прятал какие-то инструменты. Силантий прихромал к нему:
— На, возьми четыре рубля. На свадьбу сына занимал, помнишь? Два месяца уже прошло, а я всё тянул.
Михей принял деньги с благодарностью, пересчитал и вдруг крикнул:
— Гаврила! Гаврила, постой!
Молодой охотник, уже направлявшийся к казармам, остановился. Плотник подбежал к нему:
— Слушай, я тут подумал… Полтора рубля за крышу-то твою не надо. Я тогда накрутил цену, потому что злой был. Ты меня на празднике случайно толкнул, я пиво пролил, вот и решил отыграться. Прости, парень. Долг твой списываю.
Эта сцена словно открыла шлюзы. По всему острогу началось движение — люди бегали от дома к дому, передавая из рук в руки деньги, вещи, инструменты.
У кузницы Фрол стоял с топором в руках, неловко протягивая его соседу:
— Вот, Семён, забирай. Три месяца назад на денёк одолжил, да так и держу. Прости, совсем из головы вылетело.
Сосед взял топор, осмотрел лезвие и усмехнулся:
— Так ты его ещё и наточил! Спасибо, братец.
У барака переселенцев двое мужчин стояли друг напротив друга, сжимая кулаки. Ещё минуту назад они были готовы снова подраться, как три месяца назад, когда не поделили верхнее место на нарах. Но сейчас…
— Слушай, Костя, — первый протянул руку. — Давай забудем. Место-то всё равно Петька занял, пока мы дрались.
— Да и чёрт с ним, — второй пожал протянутую ладонь. — Живыми бы остаться.
В углу площади молодой дружинник доставал из кармана посеребрённые часы на цепочке:
— Митяй, лови! Твои часы. Я тогда в карты нечестно выиграл, подсмотрел твои карты в отражении окна. Совесть замучила.
Собеседник принял часы, покачал головой:
— Я догадывался. Но спасибо, что признался.
Женщины из отряда «Валькирии» собрались кучкой у колодца, передавая друг другу украшения и платки:
— Маша, твоя брошка! Я на прошлой неделе одолжила на танцы, да не вернула.
— А это твой платок, Дуня! Красивый такой, с вышивкой. Я его ещё весной взяла!
Вдруг к колодцу подошёл старый дружинник с выцветшими от возраста глазами. В руках он держал небольшой холщовый мешочек. Остановился у дома на краю площади, где жила вдова его товарища, и постучал:
— Марфа Ильинична, откройте. Это Иваныч.
Женщина открыла дверь, вытирая руки о передник:
— Что случилось, Коль?
Старый воин протянул ей мешочек:
— Тут двадцать рублей. Я у вашего Петра занимал перед самым его… перед тем боем. Он дал не раздумывая, сказал: «Бери, брат, потом отдашь». А потом… потом его не стало. Я всё собирался прийти, да стыдно было. Думал, вы подумаете чего… Но сейчас… не хочу помирать с этим долгом.
Женщина взяла мешочек дрожащими руками, на глазах выступили слёзы:
— Спасибо, Коль. Петя всегда говорил, что ты честный человек.
На другом конце площади два молодых парня стояли друг напротив друга. Оба помнили ту драку год назад — разбитые носы, выбитые зубы, всё из-за девушки, которая в итоге выбрала совершенно иного человека.
— Слушай, Ваня, — первый протянул руку. — Дураки мы были.
— Ага, — второй усмехнулся, пожимая ладонь. — Она всё равно за кузнеца из Шувалихи замуж вышла. Зря морды друг другу били.
— Зря, — согласился первый. — Прости, если что.
— И ты прости.
За час весь острог превратился в огромный человеческий муравейник. Из рук в руки переходили деньги, инструменты, одежда, даже сапоги и полушубки. Люди возвращали книги, взятые «почитать на вечерок» несколько месяцев назад, отдавали «временно одолженные» инструменты, признавались в мелких кражах и обманах.
Но постепенно суета начала стихать. Долги были отданы, прощение получено, старые обиды забыты. И тогда люди поняли — этого мало. Страх смерти требовал чего-то большего, чем просто улаживание мирских дел.