Когда на его запястья защёлкнулись наручники, Стремянников сохранял абсолютное спокойствие.
— Надеюсь, вы понимаете, что я являюсь подданным Сергиева Посада, — спокойно произнёс он, направляясь к двери в сопровождении конвоиров. — Это создаст серьёзный политический инцидент между княжествами. К концу дня вы все будете безработными, а к концу недели — возможно, арестантами.
Один из полицейских заметно побледнел.
— Капитан, может быть…
— Молчать! — рявкнул Дорохов, хотя его самоуверенность заметно поколебалась. — Приказ есть приказ.
Кабинет графа Сабурова был обставлен с изысканной простотой: тёмное дерево, кожа, серебро и массивный стол из красного дерева. Церемониймейстер князя Веретинского встретил арестованного юриста стоя у окна. Михаил Фёдорович выглядел безупречно в своём тёмно-синем костюме, но напряжённая линия плеч выдавала его состояние.
— Оставьте нас, — приказал он полицейским, которые немедленно удалились.
Стремянников остался стоять посреди комнаты, его сухопарая фигура казалась почти бесплотной в полумраке кабинета.
— Снимите с него наручники, — вздохнул Сабуров. — Мы же цивилизованные люди, не так ли, господин адвокат?
Когда капитан освободил руки юриста и вышел, Сабуров жестом предложил собеседнику сесть.
— Чаю? Вина? — поинтересовался граф.
— Благодарю, но предпочту сразу перейти к делу, — ответил юрист. — Моё незаконное задержание вряд ли продлится долго, учитывая дипломатические последствия.
Сабуров опустился в кресло напротив, внимательно изучая лицо собеседника.
— Где Игнатий Платонов? — спросил он без предисловий.
— Не имею ни малейшего представления, — ответил Стремянников с совершенно искренним выражением лица. Это была чистая правда — он действительно не знал точного местонахождения отца Прохора в данный момент.
— Я не верю вам, — Сабуров подался вперёд. — Наши источники подтверждают, что вы встречались с ним сегодня утром.
— Ваши источники правы, — кивнул юрист. — Я действительно имел короткую беседу с господином Платоновым относительно налоговых вопросов его сына. Однако где он находится сейчас — мне неизвестно.
Сабуров достал из стола папку и открыл её.
— У нас есть все основания полагать, что Игнатий Платонов прибыл во Владимир с целью подрыва княжеской власти.
— Возмутительная клевета, — ровно ответил Стремянников. — Господин Платонов прибыл исключительно для уплаты налога от имени своего сына, воспользовавшись правом родственного представительства согласно уложению от 1392 года.
Допрос продолжался больше часа. Сабуров пытался выудить информацию прямыми вопросами, намёками, даже угрозами, но юрист оставался непоколебим. Его ответы были вежливыми, абсолютно бесполезными и юридически безупречными.
Наконец граф раздражённо провёл рукой по лицу.
— Вы понимаете, что защищаете человека, который может представлять угрозу для государства?
— Я защищаю букву закона, граф, — спокойно ответил Пётр Павлович. — И пока буду жив, намерен это делать. А теперь, если позволите, я бы хотел покинуть ваш гостеприимный кабинет. В противном случае, боюсь, князю Оболенскому придётся направить официальную ноту протеста по дипломатическим каналам.
Сабуров долго смотрел на юриста, словно пытаясь прочесть его мысли. Наконец он встал и подошёл к двери.
— Капитан, — позвал он, — проводите господина Стремянникова на выход. Он свободен.
Когда юрист направился к двери, Сабуров тихо добавил:
— Однако я бы на вашем месте не спешил покидать город. Вы ведь наверняка захотите завершить то дело, ради которого приехали.
— Разумеется, — кивнул юрист. — У меня назначена встреча в княжеской канцелярии. Не хотелось бы опаздывать из-за этого маленького недоразумения.
Уже на пороге он обернулся:
— И да, граф… я не сомневаюсь, что за мной будет установлена слежка. Считаю своим долгом предупредить: любое препятствование адвокатской деятельности является отдельным правонарушением.
Пётр Павлович Стремянников покинул здание городской стражи с идеально прямой спиной и лёгкой улыбкой на тонких губах. Давно в его достаточно размеренной и даже скучной адвокатской жизни не случалось столь увлекательных событий.
— Дипломатические последствия, — процитировал он сам себя, покачав головой.
Пожалуй, он был даже благодарен роду Платоновых, за возможность бросить эту фразу одной из крупнейших фигур в нынешней политической жизни.