— Вы свободны, граф, — сказал Игнатий.
Сабуров, уже и немного пришедший в себя, посмотрел на Скальда с неприкрытой ненавистью.
— Ты подписал себе смертный приговор, Платонов. После такого князь сотрёт тебя в порошок. Тебя и весь твой острог.
— А разве у меня до сих пор не было этого смертного приговора? — усмехнулся я. — Или вы пригласили меня во Владимир лично, чтобы представить к награде? Зачем же тогда пытались арестовать отца? Не обманывайте хотя бы себя, Михаил Фёдорович.
Я помедлил, прежде чем добавить:
— Ваш князь сходит с ума. Вы ведь видите это, не так ли? В сегодняшней глупой кутерьме чувствуется его рука, а не ваша. Не сомневаюсь, вы действовали бы тоньше. Веретинский загонит вас в могилу своим приказами. Это верно настолько же, как то, что завтра взойдёт солнце.
Что-то мелькнуло в глазах Сабурова — не страх, а скорее осознание. В глубине души он знал, что я прав.
— До новых встреч, граф, — завершил я разговор. — Надеюсь, в следующий раз обстоятельства будут более… благоприятными.
Игнатий кивнул Евсею, и тот открыл дверь, выпуская Сабурова на дорогу. Когда внедорожник тронулся с места, я видел через Скальда, как церемониймейстер медленно опустился на придорожный камень, словно тяжесть моих слов оказалась слишком велика для него.
Хрустнув шеей, я вернулся в комнату Василисы, которая всё это время явно испытывала нервозность, узнав об опасности, нависшей над нашими людьми.
— Всё, — выдохнул я. — Они покинули Владимир. На чём там мы остановились?..
Глава 2
Михаил Фёдорович стоял перед массивными дверями княжеского кабинета, собираясь с мыслями. Доклад, который ему предстояло сделать, был хуже некуда. За его спиной стражники обменялись едва заметными взглядами. Они знали, что входить к князю в последние дни было равносильно прогулке по минному полю.
Получив известие о прибытии Игнатия во Владимир, Веретинский был в восторге от возможности заполучить такую приманку. Теперь же…
Глубоко вздохнув, Сабуров постучал и, дождавшись хриплого «Войдите!», шагнул в кабинет.
Воздух внутри был раскалён до предела. Стоило графу переступить порог, как пот мгновенно выступил на лбу — и не только от нервного напряжения. Аристарх Никифорович метался по кабинету как тигр в клетке. На этот раз на нем был тёмно-зелёный камзол, но ткань на плечах и манжетах уже превратилась в обугленные лохмотья. С каждым резким взмахом руки от его пальцев разлетались искры, оставляя на ковре маленькие тлеющие пятна.
— Ну? — Веретинский резко развернулся к вошедшему, и жар от его тела ударил Сабурову в лицо. — Где Платонов-старший? Когда мы выставим ультиматум его щенку?
Сабуров сглотнул, чувствуя, как пересыхает горло.
— Ваше Сиятельство, боюсь, у меня неприятные новости.
Князь замер, и это внезапное спокойствие было страшнее любой вспышки.
— Говори, — процедил он.
— Игнатий Платонов исчез, — произнёс Сабуров, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Отряд, направленный в гостиницу, нашёл там только его адвоката.
Веретинский издал странный звук — нечто среднее между рычанием и смешком.
— А юрист? Он же должен быть в курсе, где…
— Стремянников оказался чрезвычайно… стойким, — признал Сабуров. — Как подданный Сергиева Посада, он немедленно заявил, что его арест выльется в дипломатический инцидент. Пришлось его отпустить. Да и не знал он ничего. Я самолично его допрашивал…
С каждым словом графа пламя на пальцах князя разгоралось сильнее, перекидываясь на предплечья. Столешница, над которой он навис, начала дымиться от жара.
— Но это ещё не все, — Сабуров решил выложить все новости сразу, словно сдирая повязку с раны одним движением. — Платонов уплатил налог в полном объёме. Все бумаги оформлены и подписаны надлежащим образом.
На мгновение в кабинете воцарилась мёртвая тишина. А затем…
— КАК⁈ — взревел Веретинский, и целый сноп пламени вырвался из его рук, опаляя потолок. Будь тот не из камня, непременно бы занялся. — КТО ПОСМЕЛ ПРИНЯТЬ ЭТИ ДЕНЬГИ⁈
Сабуров инстинктивно активировал защитный амулет. Между ним и князем возникла тонкая, почти невидимая плёнка энергии.
— Я, Ваше Сиятельство, — граф прямо взглянул в пылающие гневом глаза своего правителя.
— ТЫ⁈ — Веретинский в два шага оказался рядом, и его рука с горящими до локтя пальцами застыла в дюйме от лица Сабурова. Только магический барьер спасал церемониймейстера от серьёзных ожогов. — Ты предал меня, Михаил?
— Нет, Ваше Сиятельство, — Сабуров заставил себя не отводить взгляд. — Я был… вынужден. Они меня похитили.