Катрина поставила ужин на стол, и с едой было быстро покончено. Ларс Гуннарссон с приказчиком все продолжали сидеть на изгороди, весело болтая. Яну казалось, что они сидят там, как два ястреба. Они выжидают удобного момента и посмеиваются над маленькими пташками, которые думают, что смогут ускользнуть от них.
Тут они все-таки слезли с изгороди, отворили калитку и направились к избе. Значит, дело у них было именно к нему.
У него возникло сильнейшее предчувствие, что они хотят ему зла, и он огляделся, словно стремясь найти угол, где бы спрятаться. Но тут взгляд его упал на Клару Гуллю, которая тоже сидела и смотрела в окно, и мужество вернулось к нему.
Чего ему бояться, когда у него такая дочь? Она умная и находчивая и ничего не боится. И удача сопутствует ей во всем, за что она ни возьмется. Ларсу Гуннарссону будет нелегко справиться с ней.
Теперь, когда Ларс с приказчиком вошли в избу, они были все такими же безразличными и отчужденными, как и раньше. Ларс сказал, что они так долго сидели на изгороди, глядя на эту милую избушку, что в конце концов им захотелось зайти.
Они похвалили все, что было в избе, и Ларс заметил, что Ян с Катриной должны быть очень благодарны Эрику из Фаллы, потому что это ведь он устроил так, что они смогли построить избу и пожениться.
— Я вот о чем думаю, — сказал он и сразу же отвел глаза, чтобы не смотреть ни на Яна, ни на Катрину. — Эрик из Фаллы, верно, был настолько предусмотрителен, что выдал вам бумагу, по которой земля, где стоит изба, перешла в вашу собственность?
Ни Ян, ни Катрина, не ответили ни слова. Они сразу поняли, что вот Ларс и подошел к тому, о чем хотел с ними говорить. Лучше было сперва дать ему высказаться до конца.
— Я, правда, слыхал, что никаких бумаг нет, — сказал Ларс, — но я просто не могу поверить, что дело обстоит так плохо. Потому что тогда, возможно, эта изба достанется тому, кто владеет землей.
Ян по-прежнему ничего не говорил, а Катрина до того разозлилась, что не могла больше молчать.
— Эрик из Фаллы отдал нам землю, на которой стоит изба, — сказала она, — и никто не вправе отнять ее у нас.
Новый хозяин дружелюбным тоном заметил, что об этом никто и не говорит. Он хочет только, чтобы все устроилось. Это единственное, чего он хочет. Вот если бы Ян мог заплатить ему сто риксдалеров к октябрьской ярмарке…
— Сто риксдалеров! — воскликнула Катрина, и голос ее почти сорвался на крик.
Ларс больше ничего не добавил. Он только вскинул голову и поджал губы.
— Ян, и ты не говоришь ни слова! — сказала Катрина. — Ты что, не слышишь, что Ларс хочет отобрать у нас сто риксдалеров?
— Может быть, Яну будет не так-то легко выложить сто риксдалеров, — сказал Ларс Гуннарссон. — Но я же имею право на то, что мне принадлежит.
— И поэтому вы хотите забрать у нас избу? — закричала Катрина.
— Нет, конечно же, я этого не хочу. Изба принадлежит вам. Меня интересует только земля.
— Ну, тогда нам надо убрать избу с вашей земли, — сказала Катрина.
— А может, нет смысла вам тратить силы на то, что вы все равно не сможете сохранить.
— Вот оно что, — сказала Катрина, — вы так или иначе собираетесь прибрать нашу избу к рукам?
Ларс Гуннарссон замахал руками.
Нет, он вовсе не хочет конфисковать избу, Боже упаси, он же сказал, что не хочет, но дело в том, что лавочник из Брубю прислал сюда приказчика с несколькими неоплаченными счетами.
Тут приказчик вынул счета. Катрина передала их Кларе Гулле и попросила подсчитать, сколько там выходит.
Оказалось, что они задолжали не менее сотни риксдалеров. Катрина побледнела как полотно.
— Я вижу, вы хотите выгнать нас из дому, — сказала она.
— О нет, — ответил Ларе, — конечно же, нет, если вы только заплатите долг…
— Вам бы следовало вспомнить ваших собственных родителей, Ларс, — сказала Катрина. — Им тоже жилось не слишком хорошо, пока вы не стали зятем помещика.
Говорила все это время только Катрина. Ян не сказал ни слова. Он сидел и смотрел на Клару Гуллю, смотрел и ждал. Ему было совершенно ясно, что все это было устроено ради нее, чтобы она могла показать, на что она способна.
— Когда у бедняка отнимают избу, ему приходит конец, — стонала Катрина.
— Я же не хочу забирать избу, — оборонялся Ларс Гуннарссон. — Я хочу только, чтобы был произведен расчет.
Но Катрина не слышала его.
— Пока у бедняка есть изба, он чувствует себя таким же человеком, как и все остальные. Но тот, у кого нет своего дома, уже не может чувствовать себя человеком.
Ян считал, что Катрина права во всем, что говорит. Изба была построена из бросового дерева, и зимой в ней было холодно. Она стояла покосившись на своем плохоньком фундаменте, была тесной и маленькой, но тем не менее похоже было, что им придет конец, если они ее лишатся.
Ян, со своей стороны, ни на секунду не мог поверить в то, что все будет настолько ужасно. Здесь ведь сидела Клара Гулля, и он видел, как у нее засверкали глаза. Скоро она скажет или сделает что-нибудь такое, что прогонит прочь этих мучителей.
— Ну, у вас еще будет время, чтобы принять решение, — сказал новый хозяин. — Но помните: или вы выезжаете первого октября, или платите лавочнику из Брубю! И еще мне сто риксдалеров за землю!
Катрина сидела, ломая свои старые натруженные руки. Она настолько ушла в себя, что разговаривала сама с собой, не обращая внимания на окружающих.
— Как смогу я ходить в церковь, как смогу показаться на люди, раз у меня все настолько плохо, что нет даже своей избы?
Ян думал о другом. Он предавался прекрасным воспоминаниям, которые были связаны с этой избой. Это здесь повитуха подала ему ребенка. Там, в дверях, он стоял, когда солнце выглянуло из облаков, чтобы дать девочке имя. Эта изба составляла одно целое с ним, с Кларой Гуллей и Катриной. Они не могли ее лишиться.
Он видел, как Клара Гулля сжала руку в кулак. Теперь уже совсем скоро она, наверное, придет им на помощь.
Ларс Гуннарссон с приказчиком поднялись и направились к двери. Уходя, они попрощались. Но никто из остававшихся в избе им не ответил.
Как только они ушли, молодая девушка гордо вскинула голову и встала.
— Дозвольте мне отправиться по белу свету! — сказала она.
Катрина перестала бормотать и ломать руки. Эти слова пробудили в ней слабую надежду.
— Наверное, это не так уж невозможно — заработать двести риксдалеров к первому октября, — сказала Клара Гулля. — Сейчас только конец июня, а значит, есть еще три месяца. Если вы только разрешите мне поехать в Стокгольм и наняться там на работу, я обещаю вам, что изба останется у вас.
Когда Ян из Скрулюкки услыхал эти слова, он ужасно побледнел, и его голова откинулась назад, как если бы он падал в обморок.
Как прекрасно это было со стороны девочки! Именно этого он все время и ждал. Но как, как сможет он жить, если она уедет от него?
ГОРА СТУРСНИПА
Ян из Скрулюкки шагал по той самой лесной тропинке, по которой он и его женщины всего несколько часов назад шли домой из церкви, веселые и счастливые.
Они с Катриной долго совещались и пришли к выводу, что, прежде чем отпускать дочку или предпринимать что-нибудь еще, Яну надо сходить к депутату риксдага Карлу Карлссону из Стурвика и спросить, имеет ли Ларс Гуннарссон право отобрать у них избу.
Во всем приходе Свартшё никто так хорошо не знал законов и предписаний, как депутат из Стурвика. Тот, кто был достаточно сообразителен, чтобы взять его в помощь при разделе имущества или его покупке, при описи наследства, торгах или составлении завещания, мог быть уверен в том, что все будет сделано по закону и что не останется никакой возможности оспорить дело в суде.
Но депутат риксдага был человеком строгим и властным, с суровой внешностью и грубым голосом, и Ян не испытывал особой радости от того, что ему надо было с ним поговорить. «Первое, что он сделает, когда я к нему приду, это прочитает мне нравоучение из-за того, что у меня нет никаких бумаг, — думал он. — Многих он до того пугал с самого начала, что они так никогда и не решались заговорить о том, в чем хотели попросить совета».