- Это не корсет, нечто более удобное.
- Ох, непонятны эти заморочки! Зачем грудь подымать и в такой узде держать?
- Для красоты.
- Ой да ладно тебе! Женская грудь от природы красива. А так, в узде, только портится. А это, погляди, что за разврат такой?
- Это трусы.
- Да вижу я, что не юбка!- усмехнулась Марья.- Как коротенько то. Видать совсем ты издалека, раз одёжа такая странная.
- А у вас?
Марья, не постеснявшись, приподняла свою рубаху. На бёдрах до колен было нечто вроде бридж, только более не прилегающее. Ну, хоть трусы здесь были, и на том спасибо. Я натянула льняную рубашку с обильной расшивкой и длиной до пола, за ней мне Марья подала красно-зелёный сарафан, пояс и сапожки. Следом она накинула на меня несколько колец бус. И завершила образ кокошником с яркими клипсами по бокам. Марья, отойдя немного, открыто любовалась мной. И мне тоже стало интересно, как я выгляжу в этом наряде. В целом, могу сказать, в нём было достаточно удобно. Уж всяко удобнее придворных платьев с корсетами.
- Краса! Ай краса!
- Спасибо.
Пока Марья надевала свою одежду, я вдруг обратила внимание на нечто привязанное к её поясу. Это было тряпичное изделие в форме человечка. Заметив мой взгляд, Марья ответила, не дожидаясь моего вопроса.
- Это оберег. В деревне, откуда я родом, почти все занимались плетением таких оберегов. Секреты мастерства передавались из поколения в поколение. Защищает от сглаза и прочих неприятностей. Эту я сама сшила. Даже Егорыч, в смысле Тимофей Егорович, сказал, что хорошо. Хочешь и тебе сплету? Только это не быстро…
- А давай!- улыбнулась я, подумав, что это будет неплохой сувенир на память.
После бани сени и улица показались холодными. Но скоро кожа привыкла к температуре, и больше обманчивые ощущения не доставляли дискомфорта. Марья была болтушкой. Весь путь она мне рассказывала о жизни в деревне, так что неудивительно, наверное, что она становилась мне всё интереснее и интереснее и всё ближе и ближе. Я даже рискнула ответить ей парочкой историй из своей жизни. Например, рассказала ей, как однажды меня покусала собака. Да, Марья была очень милой и энергичной девушкой. К таким открытым людям тянешься волей-неволей.
«Шум и гам» - лучшее описание для той весёлой толпы, что собралась в центре деревни. В тени вечера праздник приобрёл языческую яркость и непосредственность. Всюду горели огни, пестрели яркие наряды. Девушки звонко смеялись, вознаграждая мужчин за их старания: физические или словесные. Дикий хоровод то и дело выкрикивал что-то: меня пугало, но очевидно, для людей, позабывших обо всех бедах в веселье, это была разрядка. Марья привела меня к ларькам с едой. Пахло изумительно! Мои глаза против воли забегали по выпечке и сладостям.
- Эй, Лёшка, что там у тебя осталось?
Бойкий голос Марьи отрезвил меня, но ненадолго. Я гипнотизировала рогалик, уже ощущая его сладковатый вкус, тающий у меня во рту. Словно с картинки…
- Этот с вишней.
Ах, он ещё и с вишней. Наверняка, сочная, настоящая…
- Брать будете?
Я даже не обратила внимание на говорящего, пока запах выпечки не сбил шлейф мужских духов. Недалеко от себя я заметила Великого князя. Юноша, засучив рукава рубашки, принялся помогать тому самому Лёшке. На фоне деревенского простачка дворянское лицо Великого князя было ещё утончённее и меланхоличнее. Пушистые и, наверное, мягкие волосы чуть спутались и в нескольких местах были мокрыми от пота. Но картина была умопомрачительная. Даже не знала, что так бывает в реальности. Я расплылась, а мою любовь тут же утащили?! Постойте! Куда? Мой рогалик!!!
- О, сударыня. Вам хочется попробовать?
Видимо, моё лицо было полно сожалений и тоски, что Великий князь сказал мне это извиняющимся тоном. М-да, соблазнилась мужской красотой и упустила такую прелесть. Но, знаешь, царевич, тебе не тягаться с рогаликом в привлекательности.
- Вот, держите. Он свежий.
- Не надо. Я однолюбка.
Я ответила так, чтобы отказаться от предложенного царевичем нового рогалика. Я не готова была по столь примитивной причине как голод потерять возможность вернуться в свой мир. Я чувствовала досаду и злость, так что возможно мой ответ получился несколько грубее, чем хотелось, но Великий князь, чуть смутившись, вдруг рассмеялся. Звонко и легко. Лицо его при этом стало наивно-мальчишеским, и я почувствовала, как где-то в груди стало щекотно. Решено! Я буду называть его «сладким принцем». Я очарована! Николай Павлович? Получается «принц Коля». Он завернул рогалик, посыпанный сладкой пудрой, в салфетку, на которой протягивал мне угощение и положил на витрину. Эх, прощай моя любовь… И вдруг сладкий принц ответил на мою шутку: