— Неоплаченный долг стоит грубости, Марко? — Я всеми силами старался игнорировать блестящую сталь в полуметре слева от себя — гвардейцы решили, что и я являюсь источником оскорбления. — Судя по всему, калифу есть чем расплатиться.
Я не стал указывать рукой на богатство обстановки, боясь, как бы эту самую руку мне не оттяпали.
— Ты извалялся в невежестве, Йорг Ренар, как свинья в грязи. С радостью увижу, как тебя сожгут.
— Марко! Я думал, мы друзья.
Я силился не улыбнуться, но с актерскими данными у меня плохо.
Он перевел взгляд с меня на трон.
— Ибн Файед, ты приговорен к смерти. Вся Хамада обречена.
В груди Марко возникли две стальных стрелы, торчавших под разными углами. Я не сразу сообразил, что их выпустили из огромных арбалетов, спрятанных на галерее над нами.
Марко пошатнулся вперед и поднял руки.
— Умри.
Он сжал кулак, хрустнули связки. Я вспомнил, как тогда, в холмах, разворачивал скорпиона. На миг он загипнотизировал нас всех, насаженный на стрелы, шляпа упала и закрутилась у его ног. Кулаком ударил по ладони.
И ничего.
Хотя, возможно, свет на секунду стал ярче, словно солнце выглянуло из-за облаков.
Марко ударил кулаком по ладони второй раз.
— Нет!
Он окинул нас диким взглядом, посмотрел на стрелы в груди и рухнул.
— Выгляни из окна, Ибн Файед.
Я показал на запад.
Резкий хлопок — и один из стражей побежал открывать ставни.
Он потянул за потайную веревку, и створки раскрылись, нас ослепил дневной свет. Мы долго стояли и моргали, пытаясь что-то разглядеть в сиянии внешнего мира. И вот оно поднялось, вскипело над дюнами — страшная черно-оранжевая колонна, огонь и ночь, разверстые адские врата, грибом подымающиеся над песками, а надо всем этим, на немыслимой высоте, белый облачный ореол, расширяющийся, обгоняющий пламя.
Обожженная сторона моего лица запульсировала теплом, жаром на грани боли, свет наполнил мои глаза, и огненное облако предстало в эфирной красоте подобием врат, трещиной в мире, ведущей не то на небо, не то в ад.
— До эпицентра взрыва два дня пути на верблюде, — сказал я.
— Не понимаю.
Ибн Файед поднялся с трона.
— Принесите сюда чемодан Марко, — сказал я.
Калиф кивнул. Его голос озвучил приказ.
В ожидании мы не испытывали желания говорить. Даже слуги положили опахала и смотрели. И через пять минут мы увидели, как дюны подымаются, песок взлетает в воздух, раз за разом — бах, бах, бах, быстрее стрелы в полете. Звук обрушился на нас стеной, все ставни сорвало с петель, и плиты мраморного пола покрылись слоем песка в палец толщиной. Потом донесся рокот, глубокий и ужасный.
Каласади и Юсуф вошли в двери, за ними шесть гвардейцев несли чемодан Марко. Если они и стучали, мы этого не услышали.
Они поставили чемодан рядом с телом Марко.
— Вы это проверяли? — спросил Голос.
— Да, — кивнул Каласади. — В любом случае, магия Зодчих не сможет миновать ворота и печати, охраняющие дворец.
— Это н… — Я прикусил язык и похлопал себя по груди. Исчезло! Кольца не было на месте. — Какого черта…
— Я перерезал шнур, когда мы выходили из Матемы, — сказал Юсуф. — Калал остался, чтобы подобрать его с пола.
— Тонкая работа, брат Юсуф. Не знал, что ты вор.
Меня нервировало, что он держал клинок возле моей шеи, но я предполагал, что они заарканили меня еще в тот момент, когда я высадился в порту Кутта.
— Воровство — дело времени, а время можно рассчитать.
Похоже, стыдно ему не было.
Я вспомнил звон колокола, привлекший мое внимание, когда мы покидали башню, и заглушивший другие звуки, в том числе и звяканье упавшего на пол кольца.
— И потом, — продолжал Юсуф, — его бы нашли и отобрали у ворот дворца, что представило бы тебя в дурном свете. Друг не может допустить, чтобы подобное случилось с его другом.
Я пожал плечами. Что еще оставалось делать? В любом случае, они не обнаружили мой пистолет. Возможно, когда они говорили о творениях Зодчих, они имели в виду скорее магические предметы, а не механические, в которых огонь бежит по металлическим жилам.
— Открой его.
Ибн Файед вернулся на трон, переводя взгляд с окна на чемодан и обратно.
Каласади опустился на колени, провел какие-то магические манипуляции с замком, который, как я знал, был весьма мудреным, и открыл крышку.
— Песок?
Калиф подался вперед.
Пустыня научила меня многим вещам. Две из них касались Марко. Пустыня — тихое место, но не безмолвное. Всегда есть ветер, шорох песка, топот ног и жалобы верблюдов. Здесь можно слышать и быть услышанным. Слушая Марко, я заметил, что он скрипит, скрежещет и тикает. Все эти звуки были едва уловимы, но, однажды обнаружив, я мог ясно различить их в любой момент — звуки, напоминающие работу шестеренок в моих часах.