— В любом случае, он оставил тебя в дерьме вместе с остальными реальными людьми всего мира.
— Да.
Призрак Фекслера замерцал и нахмурился.
Я ухмыльнулся. Должно быть, странно провести тысячу лет, проклиная человека, с которого тебя скопировали.
— Ну вот, теперь я тебя освободил, и ты можешь плавать в своем море с большими рыбами и не тратить время на присмотр за дикарями. И что мне за это будет?
Все еще держа кольцо перед глазом, я вынул пистолет из теплой мертвой руки Фекслера, стараясь не повернуть случайно дуло на себя. Казалось, он не хотел отпускать оружие.
— К несчастью, сейчас присматривать за дикарями еще более необходимо. Машины, что все еще работают, не протянут вечно, и если вы тут не перерастете мечи и стрелы, поддерживать их станет некому. Для этого нужна цивилизация, а пока все войны не прекратятся, ее не будет.
— Ты не смог прекратить собственные войны, Фекслер.
— Он не смог. — Фекслер посмотрел на свой труп. — Я — это другое дело.
Я поджал губы.
— В любом случае, звучит так, будто тебе хочется, чтобы на Золотом Троне сидел император.
21
Пятью годами ранее
В сухих, не знающих смерти залах Зодчих под отравленными пустынями Иберико я сидел в лихорадочном полубреду и говорил с призраком, что помог мне убить человека, от которого произошел.
— А эти духи в ваших машинах — кого они хотят в правители этой Империи слуг?
— Наши проекции предпочитают Оррина из Арроу. Миротворца. Человека прогресса.
— Ха! — Я сплюнул, хотя во рту пересохло и все тело болело. — Значит, тебе на самом деле не важно, чтобы я ушел отсюда и остановил его?
— Проекции предпочитают Оррина, — повторил Фекслер.
Я снова пнул теплое тело, лежащее у моих ног.
— Ты… он что, может ожить? Похоже, я обзавелся новым другом, Мертвым Королем. Питает ко мне нездоровый интерес. То и дело пялится на меня из каждых мертвых глаз, какие найдет. Ты расстроишься, если я расчленю его… тебя… немножко? Просто для верности.
Я отчасти надеялся, что Фекслер возразит и избавит меня от хлопот. Он покачал головой, словно все это не имело значения.
— Проекции предпочитают Оррина, но некоторые из нас считают, что лучше пойти на больший риск ради большей выгоды.
— Почему? Какая выгода? Я бы тоже, если что, был за Оррина.
Слова падали с онемевших губ, яд пульсировал во мне, я чувствовал запах своих ран. Вот что бывает, когда останавливаешься. Отдохни — и мир догонит тебя. Урок жизни: не останавливайся.
— Наверное, ты помнишь, — Фекслер подошел ближе, оказавшись между мной и своими земными останками, — мы говорили о колесе. О том, что величайшие труды моего поколения не имели отношения к новым способам спалить землю, они были для того, чтобы изменить правила, по которым существует мир.
— Смутно. — Я махнул дрожащей рукой. — Типа чтобы то, что мы делаем, обрело смысл.
Похоже, это не сработало. Я хотел, чтобы он наконец заткнулся и оставил меня в покое — и вот этого-то как раз не произошло.
— Почти. Физики называли это применением квантового принципа. Но смысл был в том, чтобы изменить роль наблюдателя. Тебя и меня. Чтобы воля наблюдателя имела значение. Чтобы человек мог контролировать окружающую среду силой своего желания, без посредства машин.
Мне подумалось, что, если я умру, он вот так и будет разглагольствовать перед моим трупом.
— Увы, колесо не просто повернулось — оно завращалось, его не остановили. На самом деле, подобно многим вещам в природе, этот процесс имеет переломный момент — и мы к нему приближаемся. Трещины в мире, в стенах между сознанием и материей, между энергией и волей, между жизнью и смертью — они расширяются. И всему, абсолютно всему грозит опасность провалиться в эти трещины. Каждый раз, когда эти силы — способность влиять на энергию, массу, существование — используются, разрыв растет. Есть виды магии, которые вы называете огненной, каменной, некромантией и так далее. Чем больше ими пользуются, тем легче они и тем больше разваливается мир. И этот ваш Мертвый Король — просто еще один симптом. Еще один пример поразительной силы воли, используемой, чтобы изменить мир и тем самым ускорить вращение запущенного нами колеса.