Старый евнух, который провел нас в зал, сказал, что припоминает тот день, когда меня представили дяде:
- Ты был чудесным ребенком, государь, и мы уже тогда знали, что когда-нибудь ты будешь нашим повелителем. - А как же иначе!
Затем мы осмотрели сводчатый пиршественный зал. В конце его на возвышении стоят три обеденных ложа для императорской фамилии. Пол в этом зале особенно красив. Он выложен разноцветным мрамором, привезенным со всех концов империи. Мы, как деревенские простаки, глазели на это чудо, когда в зал вошел гофмаршал в сопровождении высокого худощавого офицера. Пожурив меня за то, что я удрал, гофмаршал представил мне офицера - он служил в коннице, звали его Иовиан. "Только что он доставил в столицу священные останки императора Констанция, государь".
Иовиан отдал мне честь. В этом походе он меня сопровождает. Что о нем можно сказать? Добродушен, но звезд с неба не хватает. Поблагодарив его за труды, я временно причислил его к доместикам, а затем состоялось заседание Священной консистории. Среди прочих вопросов мы наметили порядок проведения похорон Констанция. Это была последняя церемония, которую поручили подготовить евнухам, и рад сообщить - она прошла без сучка без задоринки. Покойник любил евнухов, они платили ему взаимностью. Вполне естественно, что их последним делом при дворе стало погребение своего патрона.
* * *Отпевание Констанция было назначено в храме, который галилеяне именуют церковью Святых Апостолов. Стоит он на четвертом из семи холмов Константинополя. К базилике этого склепа Константин пристроил круглый мавзолей, очень похожий на мавзолей Октавиана Августа в Риме. Здесь покоятся его останки, а также останки трех его сыновей. Да будет земля им пухом.
Как ни странно, похороны моего извечного врага растрогали меня до глубины души. Прежде всего, поскольку я дал обет безбрачия, на Констанцие наш род угасал. Однако это не совсем так: его вдова Фаустина была беременна. Во время похорон я видел ее издали, она стояла среди плакальщиц, закутанная в плотное покрывало. Через несколько дней я согласился дать ей аудиенцию.
Я принял Фаустину в гардеробной Констанция, которую превратил в свой кабинет. По всем стенам этой комнаты устроены шкафы для множества принадлежавших покойному туник и хламид, а я приспособил эти шкафы для хранения книг.
Когда Фаустина вошла, я приветствовал ее стоя. Как-никак мы родственники. Она преклонила предо мною колени, но я поднял ее и предложил стул. Мы сели.
Фаустина - сирийка, женщина живого и веселого нрава. Нос у нее с горбинкой, волосы иссиня-черные, а глаза серые; по-видимому, в ее жилах течет готская или фессалийская кровь. Она была явно испугана, хотя я делал все от меня зависящее, чтобы ее успокоить.
- Надеюсь, ты не в обиде, что я принимаю тебя здесь? - Я указал на еще не убранные манекены, стоявшие вдоль стены, - молчаливое напоминание о ее муже, по мерке которого они были сделаны.
- Как будет угодно государю, - ответила она официальной фразой и улыбнулась. - Кроме того, я еще ни разу не была в Священном дворце.
- Ах да, ты же вышла замуж в Антиохии.
- Да, государь.
- Прими мои соболезнования.
- Такова была Господня воля.
- Я согласился, что так оно и есть, и спросил:
- Где ты собираешься жить, принцепсина? - так я решил ее называть. Об "Августе" не могло быть и речи.
- С позволения государя, в Антиохии. С семьей. Тихо. В уединении. - Она роняла слова одно за другим. Казалось, к моим ногам падают тяжелые монеты.
- Можешь жить где пожелаешь, принцепсина. В конце концов, ты последняя моя родственница и… - я как можно тактичнее указал на ее живот, выпиравший из-под траурной хламиды, - носишь в чреве последнего отпрыска нашего рода. Это огромная ответственность. Не будь тебя, династия Флавиев угасла бы.
На мгновение в ее серых глазах промелькнули страх и подозрение. Покраснев, она потупилась.
- Надеюсь, государь, Бог наградит тебя многочисленным потомством.