Пребывание в Никомедии меня тяготило. Пробью там ровно столько времени, сколько требовали приличия, я распрощался с сенаторами. Хочу заметить, что, где бы я ни был, я начинал восстановление храмов, а это дело нелегкое. Большинство из них лежит в руинах или захвачено галилеянами. Положение усугубляется тем, что во многих местах жрецов истинной веры не осталось и целые провинции, например Каппадокия, полностью отданы во власть безбожников.
И все-таки я не прибегал к насилию. Вместо этого я спорил. Я убеждал. Я уговаривал. Должен сознаться, что иногда я опускался до подкупа, чтобы люди чтили веру отцов, как это им и положено. За это комит Феликс меня нещадно пилил: проблемы религии его нимало не интересовали, и он считал верхом глупости отдавать деньги храмам, а тем более отдельным людям, неизвестно за что. Я же считал, что и этим не стоит пренебрегать. Неважно, что побуждает человека вознести молитву божеству, главное - чтобы он совершил обряд, пусть даже и не по зову сердца, ведь с этого может начаться его обращение. Я не обольщаюсь: хотя в Галатии, Каппадокии и Киликии я не раз выступал перед толпами народа с пространными речами, истинную веру приняли немногое. Я это хорошо понимаю. Тем не менее с чего-то нужно начинать, даже если поначалу приходится пускать слова на ветер. Я уже понял: восстановление истинных богов пойдет медленно, но верно. Галилейскую церковь терзают раздоры, и в разобщенности ее приверженцев главная наша надежда.
В Пессинунте я прежде всего направился в храм Кибелы, что стоит у подножия городского Акрополя. Храм этот очень древний и выглядит величественно, хотя и страшно запущен. Это место почитается священным с тех пор, как сюда упала с неба статуя богини, а случилось это незадолго до рождения ее сына, легендарного царя Мидаса, который первым воздвиг храм в честь своей матери. Как известно, Мидас превращал все, к чему прикасался, в золото. Этот миф производит сильное впечатление, он весьма поучителен и, по-моему, имеет реальную основу. Окрестности Пессинунта очень богаты железной рудой, Мидас первым начал изготовлять железное оружие и нажил на этом баснословные богатства. Основой их действительно был металл, но не золото, а железо. Я осмотрел могилу Мидаса на склоне холма Акрополя, а рядом, в пещере, своими глазами увидел первую и мире кузницу - дар его божественной матери.
Я принес Кибеле обильную жертву, но горожане отказались участвовать в обряде, хотя я, к ужасу комита Феликса, сулил им за это немалое вознаграждение. Тогда я всецело доверился Максиму. Он постоянно общается с Кибелой. Ему я обязан тем, что он отыскал Арзасия, давнего сторонника эллинской веры, которого я назначил верховным жрецом Галатии. Арзасий немолод и к тому же болтлив, но он человек дела. Не прошло и недели, как он представил мне двадцать вновь посвященных в сан жрецов. Несколько раз я выступал перед ними с подробными наставлениями, призывая показать, что они не менее добродетельны на деле, нежели галилеяне на словах. Я строжайше запретил им посещать театры и таверны и заниматься сомнительными торговыми операциями. Я также приказал создавать приюты для бедняков, и особенно не скупиться на помощь бедным галилеянам. По моему указанию галатийской епархии ежегодно выделялось тридцать тысяч мешков зерна и шестьдесят тысяч амфор вина. Пятая часть предназначалась беднякам, которые прислуживают жрецам, а остальное нищим и странникам, ибо "Зевес к нам приводит нищих и странников, дар и убогий Зевесу угоден". Это слова вовсе не Назарея, а нашего великого Гомера!
В последний вечер моего пребывания в Пессинунте я засиделся с Максимом допоздна: мы дискутировали о природе Великой Матери-богини. Максим превзошел себя в красноречии, а на меня его слова действовали, как никогда. Меня потрясало величие Кибелы, ее могучий дух. Кибела - первая из богов, мать всего сущего. Хотя я недолюбливаю евнухов, занимающихся политикой, я испытываю глубочайшее почтение к тем жрецам Кибелы, которые, в подражание Аттису, оскопляют себя, дабы безраздельно отдаться служению богине. После того как мы с Максимом расстались, меня посетило вдохновение и я начал диктовать гимн Матери Богов. К утру он был закончен. Максим считает, что это мое лучшее произведение в этом жанре.
Затем мы прибыли в Анкиру, и тут мне показалось, что я попал в Египет. Меня осадили тысячи сутяжников. Я делал все возможное, пытаясь восстановить справедливость, но вскоре потерял терпение: со всех сторон мне доносили о раздорах на религиозной почве. В одном месте мои единоверцы в припадке чрезмерного рвения устроили галилеянам погром; в другом, наоборот, галилеяне всячески препятствовали открытию эллинских храмов. Полагаю, рано или поздно мне придется прибегнуть к строгим мерам и добиться от галилеян повиновения, но до поры я ограничивался лишь увещеваниями. Я обещал Пессинунту помочь из казны средствами на организацию общественных работ, пусть только его жители примут участие в восстановлении храма Кибелы. С другой стороны, я отказался посетить Нисиб, пока его жители не изменят свое отношение к эллинской вере в лучшую сторону. Нескольких епископов пришлось сместить, а остальных предупредить, что я не потерплю вмешательства в свои дела.