Выбрать главу

Григорий также утверждает, будто он уже тогда знал, что Юлиан - язычник, втайне лелеющий враждебные замыслы против христианства. Это явная ложь. О том, что Юлиан - эллин, Григорий действительно мог догадаться (хотя я лично в этом сомневаюсь), но откуда ему было знать, что Юлиан замышляет изменить государственную религию? В то время Юлиан попросту не мог вообще ничего замышлять: он находился под строгим надзором и желал только одного - выжить. Тем не менее Григорий пишет: "Я сказал тогда о нем: "Какую змею отогревает у себя на груди Римское государство!", хотя всем сердцем желал, чтобы мое пророчество не сбылось". Если бы Григорий на самом деле сказал что-либо подобное, это означало бы государственную измену, поскольку Юлиан был наследником престола, так что Григорий, скорее всего, прошептал свое пророчество Василию ночью, когда они делили ложе, но и это маловероятно.

Рассказ Юлиана о его первой встрече с Макриной меня позабавил, но он далек от истины. Ниже я расскажу тебе, как это было на самом деле, а ты при наличии желания можешь использовать эти сведения в биографии Юлиана. Он пишет лишь полуправду. Думаю, он просто не хотел бросать тень на репутацию Макрины, не говоря уже о своей собственной.

Я иногда встречаю Макрину. Она никогда не блистала красотой, а теперь стала просто уродиной - как и я, впрочем. Как и весь мир. Старость никого не красит. Но в то время Макрина была самой занятной девицей в Афинах.

Юлиан Август

Проэресий и сейчас продолжает вызывать у меня неподдельное восхищение. Я говорю "и сейчас" потому, что он, будучи галилеянином, выступил против моего эдикта, запрещающего тем, кто исповедует эту веру, преподавать классическую литературу и философию. Хотя для Проэресия я сделал исключение и всячески его уговаривал, он предпочел удалиться на покой. К моменту нашего знакомства он уже сорок лет как держал пальму первенства среди учителей риторики в Афинах. Его большой дом на берегу реки Илисса в любое время дня и ночи заполнен - вернее, был в то время заполнен учениками. Шел нормальный учебный процесс: одни ученики отвечали на вопросы, другие их задавали.

Сначала я, стоя в дальнем конце набитого до отказа полутемного зала, внимательно изучал Проэресия, который удобно расположился в большом деревянном кресле и вел занятия. Ему тогда было уже восемьдесят лет, но он оставался бодрым, необычайно статным, с могучей грудью и красивыми черными глазами, как у его племянницы Макрины. Вьющиеся пряди густых седых волос ниспадали ему на лоб подобно морской пене - словом, это был во всех отношениях красавец, одаренный к тому же на редкость звучным голосом. Его красноречие таково, что, когда мой двоюродный брат Констант послал его с поручением в Рим, римляне не только признали его лучшим оратором, какого им доводилось когда-либо слышать, но и воздвигли на Форуме бронзовую статую с надписью: "Проэресию, царю красноречия, от Рима, царя городов". Я упоминаю об этом лишь для того, чтобы показать масштаб его дарования - не так-то просто найти путь к сердцу пресыщенных римлян, которым все на свете давным-давно наскучило. По крайней мере, так мне все говорят. Но мне еще предстоит посетить свою столицу и убедиться в этом самому.