В другой раз Кукель все это сократил и написал о Кутузове так: "Сибарит и развратник, лишенный всяческих солдатских достоинств, но по натуре своей осторожный и хитрый". Это было полуправдой. Великим солдатским достоинством графа Голенищева-Кутузова была хитрая выдержка, то — как сформулировал Амбруаз Бирс — "странное достоинство, которое позволяет среднему человеку одержать успех без славы". Выдержка и чертовское счастье.
Теми же самыми достоинствами — терпением и счастьем в игре — располагал царь, державший в руке фигуру под названием "Кутузов", и потому-то в 1812 году одержал окончательный успех — без победы и славы.
С момента назначения Кутузова главнокомандующим, кампания 1812 года превратилась в танец двух Михаилов, каждый из которых выглядел именно таким, каким и был — один был не знающим страха рыжим пацаном, второй — грузным развратником, знавшим ценность того, как спешить медленно. Танцевали оба Михаила, начиная с битвы под Москвой.
Сражение это, одно из наиболее кровавых в истории человечества, состоялось 7 сентября 1812 года возле деревни Бородино. Кутузов не хотел этого столкновения — в глубине души он полностью соглашался с тактикой Барклая. Но "noblesse oblige" — Барклая заменили Кутузовым именно для того, чтобы сражаться. Потому он и дал сражение, стратегически ненужное, необходимое исключительно из соображений престижа, зная, что ему бы не простили, если бы Москву он отдал без сопротивления.
Под Бородино силы уже выровнялись. Многие французы тяжело болели по причине, которую адъютант Наполеона, граф Сегюр, описывал так: "Рапорты врачей звучали мрачно: в России вместо вина и коньяка повсюду использовали водку, которую гнали из зерна, с примесью более или менее дурманящих зелий. Так вот, наши молодые солдаты, утомленные голодом и тяготами похода, считали, что тот предательский напиток придаст им сил; но очень скоро, после того, как временное возбуждение ушло, многие из них тяжело заболели".
Каждая из сторон располагала ста двадцатью — ста тридцатью тысячами солдат, но у русских имелось больше пушек, поскольку французских тягловых лошадей поразил массовый падеж, и пушки приходилось сваливать в придорожные рвы. В канун гекатомбы, 6 сентября, царило относительное спокойствие: Кутузов в окружении попов и архимандритов напоминал армиям, чтобы те защищали отчизну и веру, показывая им образ Смоленской Богоматери, якобы, чудом спасенный от рук захватчика. Наполеон же показал французским солдатам только что присланный из Парижа портрет своего сына, короля Римского, кисти Жерара, вызывая видом молокососа громадный энтузиазм. С "богом войны" они никак не могли проиграть, тем более, что сам он, увидав солнце, поднимающееся над горизонтом утром 7 сентября, воскликнул:
— Это солнце Аустерлица!
После чего свалился в кресло, трясясь, словно в малярии. И больше уже на своего идола рассчитывать они не могли. Ночью с 6 на 7 сентября у Бонапарта случился приступ сильнейшей горячки, и всю битву он, окруженный гвардией, просидел в кресле; наполовину в сознании, а иногда просто теряя его, давая непонятные ответы охрипшим до шепота голосом непонятные ответы или же отдавая невнятные приказы. В этой ситуации все бремя сражения взял на себя Мишель Ней. Этим багровым днем он стал "богом", это он встал против Михаила Кутузова словно spirutus movens (движущий дух — лат.) Великой Армии.
Ибо в этот день мудрости было не нужно — нужна была только безумная отвага, а как раз ею сын бондаря, которого даже англичане называли "храбрейшим из всех вождей Наполеона" (сэр С. Омен) обладал. Это он провел первую атаку и десятки последующих, сидя на белом коне, который был словно знамя французской армии и являлся превосходной целью для преобладающей артиллерии русских. Но когда вражеские орудия сеяли опустошение во французских рядах, Мишель Ней, стоя во главе своих солдат, с каменным спокойствием жевал и выплевывал очередные порции табака, магнетизируя этим соотечественников в рядах солдат.
Бородино было обменом чудовищными лобовыми ударами в течение нескольких часов, без каких-либо "божественных" маневров, без стратегии и тактической изысканности. Бонапарт был слишком болен, чтобы суметь сыграть своим гением игрока в военные шахматы. Возглас: "Это солнце Аустерлица!" было возгласом не "бога войны", а больного авантюриста, ибо солнце светило из-за спин русских солдат прямо в глаза французам, ослепляя их — в особенности же артиллеристов.