А Наполеон, который 9 октября 1799 года возвратился во Францию и ровно через месяц взял власть в свои руки в качестве Первого Консула Республики, уже имел на руках карты для покерного розыгрыша с Петербургом. Этими картами были несколько тысяч пленных, захваченных Массеной. Вместе с горсткой русских, схваченных генералом Брюном под Алкмааром в Голландии (разгром англо-российского десанта), это давало чуть более шести тысяч российских солдат, гнивших в лагерях военнопленных на территории Франции. Этих пленных Павел I не был в состоянии освободить, так как у него не было французских пленных на обмен.
Принимая все это во внимание, европейские политики с изумлением наблюдали нарастающую симпатию царя к Первому Консулу. Удивление это было необоснованным. Павел I ненавидел Францию до момента, когда ею потрясала "безбожная секта якобинцев". Французские республиканские лозунги, такие как "свобода — равенство — братство", да что там, даже выражения "общество", "гражданин" и "отчизна" — для него были дьявольскими изобретениями.
Наполеона же он посчитал "укротителем якобинцев" и почти что потерял голову в отношении него, и шаг за шагом за этим увлечением следовали репрессии против Британии. В апреле 1800 года царь отозвал из Лондона своего посла Воронова, а через два месяца выгнал вон из Петербурга британского посла Уитворта со всем его персоналом — все это в качестве мести за интриги Уитворта и за то, что Англия отклонила французские предложения по вопрос обмена пленными. И тогда Бонапарт начал делать ставки.
По его приказу французский министр иностранных дел, Талейран, в письме к своему российскому коллеге, Панину, написал, что, поскольку Австрия и Англия, которые в кампании прошлого года использовали российскую армию для собственных целей, теперь не желают вернуть российским военнопленным свободу, Первый Консул постановил освободить этих храбрых солдат без каких-либо обязательств со стороны царя, и только лишь из уважения, которое французы питают к российской армии.
Это письмо французский посол в Дании, Буржо, хотел вручить российскому послу в Гамбурге, Муравьеву; но тот отказался его принять. Ни общественное мнение, ни российские дипломаты не знали еще о растущей с каждым мгновением симпатии царя к Наполеону (зато об этом знали австрийская и британская разведки). Муравьев опасался делать это без приказа царя, но он уведомил Петербург о французской инициативе.
Эта временная задержка обеспокоила Бонапарт; он посчитал, что должен усилить свои карты. В покере это можно осуществить "прикупая" новые карты путем одноразового обмена. Цитирую довоенный учебник "Покер и его секреты" (глава "Прикуп"): "Путем такой замены партнер получает возможность сформировать более выгодную комбинацию, чем была у него после первой раздачи". Наполеон, вспомнив о завоеванном острове, пожелал усилить свои карты Мальтой в качестве козыря, отдавая взамен (обмен карт) Мальту, как кусок земли, и все свои претензии на нее. Возможно, это прозвучит несколько сложно, но по сути своей идея была довольно простой, и практически не имевшей рисков.
Вся суть основывалась здесь на двух фактах. Во-первых, англичане как раз осаждали Мальту, а французский гарнизон, хотя и героически защищался, готов уже был сдаться по причине отсутствия пищи и боеприпасов. Во-вторых — еще ранее, после того как Мальту захватил Наполеон, мальтийские рыцари избрали своим новым Великим Магистром… царя Павла I, в связи с чем тот стал предъявлять права на остров. Бонапарт рассуждал следующим образом: Мальта и так вскоре может быть потеряна, так что стоит отдать то, чем, собственно, и не владеешь, таким образом, покупая расположение Павла. Англия, когда уже овладеет островом, либо должна будет отдать его царю (следовательно, потерять), либо же откажется сделать это, и вот тогда-то случится колоссальная драчка между Петербургом и Лондоном. И план этот сработал на все сто.
После отказа Муравьева французы стали искать другого курьера, который мог бы отвезти царю в этот раз уже два письма: касательно пленных и касательно Мальты. Письма вручили одному из этих пленных русских, офицеру Сергееву, и отправили его в Петербург. Павел I, тронутый этим жестом, был просто восхищен и тут же принял предложения Бонапарт. В Берлине, при посредничестве прусской дипломатии, были установлены контакты между российским (Крюденер) и французским (Бернонвилль) послами. Одновременно (сентябрь 1800 года) царь делегировал в Париж своего адъютанта и приятеля, в прошлом лифляндского офицера на шведской службе, Спреггпортена, с целью завершения мероприятий, затронутых в письмах.