Не отступающий ни на шаг товарищ Александра, князь Петр Михайлович Волконский, так писал из Варшавы в письме графу Виктору Кочубею: У Его Величества сказочный успех у прекрасных польских дам. Все старались обратить на себя его внимание. Только более всего его привлекали молоденькие и пригожие девоньки, которых ему усердно подсовывали" ("qu'on lui préparait").
Величайший разврат в собственной жизни царь пережил, а еще произвел дочку с Марией Четвертинской, супругой Обер-Егермейстера Нарышкина. Ах, эти польки — впрочем, у Наполеона любимым талисманом тоже ведь была Марыся (Валевская).
Только не надо злиться, мы уже возвращаемся к генералу Беннигсену. После убийства Павла I его необходимо было временно убрать с глаз царицы-матери, потому его назначили генерал-губернатором Литвы. Сразу же после прибытия в Вильно он влюбился в молоденькую шляхтянку, Марию Буттовт-Анджейковичувну, которая — как вспоминал виленский врач, Юзеф Франк — "хотя и любила другого, пожертвовала собой ради семьи и отдала руку генералу. Тщеславие тоже сыграло свою роль, не без того". И до нынешнего дня подобное тщеславие молоденьких дамочек просто ужасно. Но снова мы отходим от темы; ad rem! (по существу — лат.). Беннигсен был тогда крепким шестидесятилетним мужчинкой, так что Анджейковичувна стала его четвертой невестой.
Госпожа Беннигсен очень понравилась царю, и потому он начал с ней страстно танцевать на всех балах, устраиваемых Беннигсенами в имении Закрет под Вильно. Но сколько же раз в неделю можно устраивать балы? И тогда Александру в голову пришла идея, настолько гениальная, что если бы подобные идеи приходили к нему во время войны, он без труда сместил бы Наполеона на Олимпе военачальников. Он выкупил Закрет у Беннигсена, причем в контракте имелось условие, что Беннигсен, хотя и перестал быть хозяином, может проживать в имении до конца дней своих. И не нужно было прописывать в контракте очевидное заявление о том, что формальный его владелец имеет право пребывать в своем доме когда только того пожелает. Таким образом, у Закрета стало два владельца и, думаю, что это предложение весьма ловко описывает суть проблемы.
С тех пор Александр прощал Беннигсену всяческие проступки, даже один обед в Закрете, тот самый обед, который ему не подали. В ходе этого обеда перерыв между ранее поданными закусками и основным блюдом как-то странно все длился и длился. Через полчаса атмосфера сделалась весьма неприятной, но царь дал пример хорошего воспитания и с улыбкой обратился к хозяйке дома:
— А мне такой перерыв даже нравится, можно немного отдохнуть.
Но и после этого ничего не изменилось, и "перерыв" немилосердно затянулся. В конце концов, синий от стыда Беннигсен сорвался из-за стола и побежал в кухню. Там он увидел, как его пьяный в дымину повар ведет бой с поварятами, кидая в них тарелками с царским обедом. Повар получил сотню палок, царь в тот день не пообедал, но генерала простил. Все с той же самой улыбкой.
И все было бы замечательно, если бы не находившаяся в гостях в Закрете некая пани Багневская. Ревнуя к царю, в письмах своей проживающей в Петербурге у госпожи Татищевой сестре, она описала то и сё, назвав бывшую панну Анджейковичувну "жирной коровой". И на тебе, госпожа Татищева, копаясь в бумагах панны Милейко (своей компаньонки и, одновременно, любовницы господина Татищева) нашла одно из этих писем. Она тут же занесла его в Зимний Дворец, после чего вспыхнул скандал.
Мы не сильно далеко отошли от темы, знакомясь с открытиями госпожи Татищевой, поскольку, благодаря этому, теперь нам известно, почему 1 января 1807 года Беннигсен был назначен главнокомандующим русской армии. Как известно — командовать армией из собственного дома не очень удобно, на какое-то время необходимо отправиться и в поле. Второй же владелец Закрета не собирался — как я уже упоминал — играться на сей раз в солдатики, и остался дома.
В то время, как накрученные им генералы вели войну, Александр страстно танцевал. И вообще, после Аустерлица он обожал танцевать в ходе войн, перед войнами и после войн. Это утверждение дает нам повод представить очередного господина Б., генерал-лейтенанта Багговута, с супругой которого царь как-то не имел особого желания танцевать на балах. Поэтому, во время бала, устроенного перед войной 1812 года в виленском казино (королевой этого бала была уже упомянутая госпожа Сулистровская), Багговут, видя, как его половина "строит из себя Петрушку", разозлился и рявкнул (но тихонечко, услышало его только лишь два человека) соседу: