Как-то раз в 1804 году Наполеон устроил следующее представление во дворце Тюильри. Он приказал Шапталю прийти в одиннадцать часов вечера, чтобы оговорить какие-то государственные дела, и одновременно, через камердинера Констана пригласил к себе в спальню мадемуазель Бургуан. Минут через пятнадцать совместной работы «бога войны» и министра, в кабинет вступил Констан и, указывая пальцем на двери в спальню (те, якобы, даже были приоткрыты, и в них, вроде как, появлялась фигура актриски) сообщил:
— Сир, мадемуазель Бургуан уже там и ждет…
Наполеон на это ответил:
— Скажи, что я сейчас приду. Пускай начинает раздеваться.
Шапталь побагровел, поднялся со стула, дрожащими руками собрал свои бумаги и, не сказав ни слова, покинул кабинет. Часом позднее, еще до того, как Наполеон вышел из спальни, в Тюильри доставили письмо, в котором министр внутренних дел отказывался от своего поста и требовал немедленной отставки.
Историки не совсем согласны относительно подробностей той сцены и относительно того, отстранил ли Наполеон мадемуазель Бургуан еще тем же вечером или только лишь пару недель спустя. Это уже значения не имеет; фактом остается, что отстранил довольно настоятельно, и что это ее ужасно задело, доведя до состояния ярости. В одно мгновение она стала злейшим врагом Наполеона и в течение последующих нескольких лет публично забрасывала его изысканными оскорблениями, насмехалась над его телом и мужскими достоинствами, да попросту шипела и плевалась, словно рассерженная кошка.
А теперь давайте подумаем. Зачем Наполеон устроил отвратительный спектакль в Тюильри? Если он желал избавиться от своего министра, то мог бы сделать это более прилично, одной росписью, и обычно так и поступал, не обязательно объясняя причины. Вот-вот предстояла коронация (упомянутый вечер состоялся уже после того, как Сенат объявил Наполеона императором), и монарх, похоже, не собирался устраивать глупости перед лицом такого момента; впрочем, он всегда был человеком достаточно серьезным в отношениях с правительством, и бессмысленное шутовство его натуре как-то не было свойственно. Кроме того, он любил и ценил Шапталя. И все же, преднамеренно организовал это представление родом из клоаки. Вот именно, преднамеренно… Давайте вспомним слова Черняка: "Он был выдающимся организатором разведки".
А теперь подумаем вот о чем. При этой сцене присутствовало трое: Наполеон, Шапталь и Констан. Ну да, еще мадемуазель Бургуан. Шапталь не стал бы хвастаться унижением. Констан и Бургуан не осмелились обмолвиться хотя бы словечком без разрешения Наполеона: он, чтобы не утратить золотоносной должности первого камердинера монарха, она — чтобы по-дурацки не закрыть для себя доступ в первое ложе Франции. И все же, на следующий день весь Париж говорил об этой сцене и гоготал. Кто все это записал и позволил хохотать? Мадемуазель Бургуан тем более не желала бы сама рассказывать, что ее бесцеремонно выкинули из упомянутого ложа. Но и об этом Париж знал. Скромное обаяние преднамеренности.
Теперь задумаемся над третьей загадкой. Каким чудом мадемуазель Бургуан было позволено несколько лет жить в Париже или ездить в турне по Франции и окидывать императора французов вульгарными ругательствами и насмешками? Это был совершенно беспрецедентный случай во всей истории Ампира. Гораздо более сдержанные и не столь раздражающе фрондировавшие мадам Рекамье и де Сталь были по полицейскому приказу выброшены из столицы без права возврата, вторую даже осудили на изгнание из Франции. Можно ли все это объяснять их подозрительными политическими связями? А мадемуазель Бургуан была гораздо хуже, она прямо заявляла, что корсиканца следует свергнуть с трона. За что-либо подобное можно было моментально обеспечить себе пропитание за государственный счет в Темпле, Консьержери, Фенестрелле или иной тюрьме. И все же, даже чувствительная к слухам полиция оставалась глухой к воплям актрисы, хотя слышали их в самых отдаленных уголках Европы. В том числе и на берегах Невы.