Не гнуться и не ломаться.
Я распахнул глаза. Вокруг ничего не изменилось — Иван все также боролся с мерзлой землей, Василиса все также смотрела на свой первый снежный смерч. Разумовский смотрел на меня мрачно и недовольно.
Ноги затекли, и я тяжело поднялся и потянулся к самому холодному небу в мире.
— Мирный, иди отсюда, — раздраженно произнес тренер. — Все равно выдохся.
— Ладно, — нехотя протянул я и слегка пошевелил пальцами.
В снежном вихре Василисы помимо ее снежинок закрутились алые лепестки от бутонов роз.
— До свидания, — кивнул я охреневшему тренеру и пошел с полигона.
Глава 22
В последний учебный день перед приемом у государя госпожа Орлова поймала меня буквально за ворот в коридоре университета.
— Идешь со мной, — скомандовала Ольга Мегеровна тоном, не терпящим возражений.
Бить даму моветон, пришлось выкручиваться.
— Ольга Анатольевна, вы мне крайне симпатичны, но я уже обручен! — улыбнулся я со всем возможным обаянием.
Орлова аж растерялась от такого заявления и пару секунд хлопала глазами, переваривая услышанное. Затем тонкие брови женщины сошлись на переносице, и медик процедила:
— У тебя пять стихий открыто, умник. Знаешь, что случается при открытии пятой стихии?
— М-м-м?
— Медицинский осмотр.
— Ой фу, — поморщился я.
— Я тебе с десяток уведомлений на телефон отправила, — произнесла Орлова.
— Что-то такое припоминаю, да, — нехотя протянул я.
Честно признаться, я думал это какая-то местная формальность, типа школьной диспансеризации. Пришел — молодец, не пришел — никто бегать не станет.
— Я обязательно при случае к вам загляну, — пообещал я, сделав честные-честные глаза.
— Нет, ты прямо сейчас пойдешь со мной, — отрезала Орлова.
— Но у меня пары! — возмутился я.
— Вколю транквилизатор, — выдвинула ультиматум женщина.
Даже шприц из кармана достала и продемонстрировала.
— Туше, — сдался я и отправился к местным медикам.
Спустя пару коридоров и переходов, когда Ольга Анатольевна поостыла, выяснилось, что среди студентов я первый из новичков, открывший пять стихий. Как правило, к этому результату приходят в конце первого-начала второго курсов. Что ж, с этой точки зрения интерес Орловой к моему здоровью выглядел более адекватным, но менее приятным для меня. Это не она такая ответственная сотрудница, а я такой интересный объект для рассмотрения.
В кабинете медик усадила меня в неудобное кресло и принялась производить разные манипуляции, объяснения которым я дать не смог бы при всем желании — не хватало знаний.
— Как себя чувствуешь? — спросила Ольга Анатольевна, водя вокруг моей головы какой-то фигулиной, напоминающий помесь бесконтактного термометра и транспортира.
— Нормально, — пожал я в ответ плечами.
— Прямо-таки и нормально? — недоверчиво переспросила женщина.
— Да, вполне.
— Никаких внезапных приступов слабости или эйфории? Агрессия, раздражение?
— Я что, похож на наркомана? — покосился я на медика и ее противно пищащий аппарат у своего виска.
— Дежурные вопросы, — сухо ответила Ольга Анатольевна, не оценив мое ехидство.
— Ясно.
— Ну, в таком случае все хорошо, — произнесла она, убирая прибор в коробку.
— И это все? — недоверчиво спросил я.
— Все, — протянула женщина, задумчиво смотря в экран своего компьютера.
— Ну, я пошел? — спросил я, вставая на ноги.
Орлова не ответила — женщина что-то одной рукой клацала в компьютере, а второй — в калькуляторе. Я решил, что молчание можно расценивать как согласие, но ретироваться мне не дали.
— У тебя все хорошо, Мирный, все очень хорошо, — начал Ольга Анатольевна задумчивым голосом. — Но ты идешь на запредельных скоростях в своем магическом развитии. Я не понимаю, чем это обусловлено, и не знаю, как это остановить.
— И что это значит? — нахмурился я.
Орлова пожевала губами, словно размышляя, отвечать мне на вопрос искренне или не стоит. Видимо, решила, что все же стоит.
— Это значит, что у тебя в теории полгода, чтобы раскрыть все доступные стихии. Но я сейчас смотрю на твои анализы и вынуждена сообщить, что времени еще меньше.
— Сколько? — спокойно спросил я.
— Месяца три. Может, меньше. Слишком мало аналитики, твой потенциал уникален — не с чем сравнивать, — призналась медик.
— А потом?