Часть 1. Больная совесть
Часть 1. Больная совесть.
Глава 1. Смерть коммуниста.
Смерти нет! Мы не исчезаем бесследно, и мир будет жить вечно, впитывая, как губка, наши ошибки, подлости, мечты и подвиги. Эту черту, границу между жизнью и вечностью, каждый из нас проходит сам, в одиночку, уже не обращая внимания на вопли и слезы близких и родных людей. Непонятно только кому легче? – тому, кто уходит или тем, кто остается.
Александр Петрович Ковригин не мог и не хотел умирать. Стиснув зубы и напрягая иссякающие с каждым мгновением силы своего семидесятипятилетнего тела, он боролся с неизбежным, боролся яростно и беспощадно, как когда-то его отец в сорок первом под Москвой. Бывший коммунист, бывший красный директор крупного завода и его нынешний хозяин твердил себе в бреду и яви: «Не смей! Живи! Ты должен! Тебе нельзя помирать!». Но время ускользало и забирало с собой его жизнь огромными пластами, безразлично обходя возведенные им бастионы и крепости.
Что же держало умирающего на сумеречной границе нашего мира, не давая ему свободы и покоя? Его жена давно умерла, мимолетные любовницы заброшены и забыты, единственный сын Григорий достиг уже тридцати пятилетия и беззаботно жил на юге Франции, не доставляя отцу никаких хлопот, помимо отправки регулярных денежных переводов. Да, была одна женщина, так и не ставшая его, но и ни чьей она тоже не стала - была и есть. Ее глаза, заледеневшие от невыплаканных слез, не отпускали его ни на секунду всю последнюю неделю уходящей жизни, но Ковригину уже не нужна была ее любовь. Еще был друг, единственный и настоящий, верный единомышленник и соратник, неумело и неловко скрывающий свою боль и горе от предстоящей разлуки. Но ведь она, эта разлука, ненадолго – безразлично мелькало в голове умирающего.
Так что же его держало? Больная совесть! Она не давала ему расслабиться и смириться, она грызла его душу, как голодная собака уже почти голые кости, она грубо зажимала его рот от крика: «Отпусти!». Физические и нравственные страдания – вот что не давало Александру Ковригину умереть. Но и жить так никто не хочет!
Григорий Ковригин, не переставая, торопил таксиста, повторяя и повторяя, что все штрафы за скорость оплатит он. Его отец умирал, единственный родной ему человек уходил безвозвратно, а тут эти чертовы пешеходы и светофоры!
«Быстрее, быстрее…» - уже не кричал, а молил он таксиста - «Пожалуйста, быстрее…».
Вот и дом, его дом и дом отца, белое застывшее лицо леди Изо с седым барашком на лбу - выбившейся прядкой волос из всегда идеальной и строгой ее прически. Этот барашек добил Григория окончательно, он сигналил ярко и неумолимо о приближающейся смерти, не допуская уже никаких надежд и сомнений.
Григорий бесшумно вошел в спальню отца и, молча, смотрел провалившимися от горя глазами на ослабевшего старика.
-Папа… папочка… пожалуйста… - беззвучно молили его губы – Не уходи…
-Сын - выдохнул Александр Петрович и затрепетал тяжелыми ресницами – Гриша, ты приехал. А я не могу, я не должен умереть, мне нельзя…
-Так живи! – надрывно бросил Григорий – Живи! – уже требовал он.
-Да! Буду! Я смогу, я успею! – будто зарождающиеся волны на ровной глади океана тайные и неожиданные ковригинские силы выплескивались из глубин его сущности, оживляя старые кости и мышцы – Сын! Все будет хорошо, все будет как надо!
После обеда Изольда Львовна Кривицкая, домочатица и домоправительница Александра Петровича, опасливо и недоверчиво рассматривая ожившего хозяина, шикая на шумных гостей – его сына Григория и Мирона Сергеевича Рига, многолетнего коллегу и друга Ковригина - старшего, рассеянно слушала их странный разговор и продолжала ждать беды.
-Ты всегда был мечтателем, наивным мечтателем. Все о будущем коммунизме грезил! Только люди сегодняшним днем живут!
-Неправда! Не надо всех под одну гребенку мерять, человек всегда живет и прошлым, и настоящим, и будущим. А то что? Пожрал, поспал, повкалывал и утром снова по - новой?
-Да, живет! Но он сам должен выбирать и решать, а не за него. А то некоторые до того дорешают, что и помереть не могут, как Кощеи Бессмертные!
-О чем вы, дядя Мирон? – недоумевал Григорий.
-Отца спроси! Он же себя на Бога ровнял, а Бог вечен, вот и ему мучиться вечно!
-Циник ты, Мирон! Сам же мне помогал во всем, да и доходы свои ты не в банке копишь, а все ищешь кому-бы помочь. Даже дом не построил себе, так в старой трешке и обитаешь.