-Машины у меня нет, только самокат.
-Пойдет!
-Вы ни во что не вмешиваетесь! И вообще, мы не знакомы, ясно?!
-???
-Ясно?!
-Да.
Перед отделением полиции Заводского района города Кулешей яблоку не было куда упасть, как и внутри самого здания. Виталий Андреевич Бубликов, с раннего утра занявший кабинет руководителя районного отделения полиции, красный от жары и возмущения, кричал в телефон своему и не своему начальству:
-Да мне все равно, я уже на пенсии! Что такого страшного произошло? Обычный дурдом! Зачем было присылать ваших сюда? Местная полиция сама справилась бы! Конечно, мы ничего не понимаем! Но сейчас в отделении сидят шесть школьников в балахонах, столичная любительница современного искусства, скучающая и с деньгами, два знаменитых диджея, торчащих от возбуждения, как от наркоты, а права их всех защищают три видных адвоката из области! Забыл сказать – на улице толпа поддержки перфоманса не собирается расходиться! Какие будут предложения? Жду ваших ценных указаний! Кого привлечь? Школьников? Какие массовые беспорядки?! Под стихи Игоря Северянина, что ли?! Я не буду позориться на старости лет! Кто кричит? Это директор их школы возмущается, его тоже задерживать? И что? Я уже три раза выслушал от них про европейский суд по правам человека, и вы слушайте! Адвокатов не остановить! Как прекратить?! Мы все окна закрыли, но тарусята обложили со всех сторон и напрямую в интернет выкладывают! Телекомпания Тарус. Что я думаю? Что ж вы раньше не спросили?! А сейчас я такое думаю! Ну все, дождались. Что случилось? Войдите на сайт Таруса, там все увидите, мне добавить нечего!
Полуденное солнце затопило все улицы и переулки провинциального городка, безжалостно высвечивая его тайны и секреты, горяча кровь и головы обывателей, еще только открывающих свои зоны комфорта современному искусству – народ требовал не хлеба и зрелищ, как в Древнем Риме, а справедливости, той самой, что иногда бывает страшнее всего на свете в России:
-Да кто они такие?! Приехали неизвестно откуда и сразу в кутузку тащат!
-Значит, в Москве можно непотребством всяким культурным заниматься, а в Кулешах нельзя! Они даже не голые были!
-Ни стыда, ни совести! Детей-то за что?
-Какой ущерб? Мы столько банок краски Валиеву притащили, что этот перфоманс можно еще десять раз провести и закрасить все его следы!
-Моя Соня в художественной самодеятельности с семи лет занимается! Она актрисой хочет стать. Только папа с мамой у нее работяги, вот и получается, что наверху сплошь воры и грабители коррумпированные! А моя дочь – талант! Видели, как она свиней бананами кормила?! – кричала Ульяна Бочкина.
-Хорошая девушка! Ты б ее лучше замуж отдала, детки умными и красивыми будут. Нафига ей это культурное бл…во?
-Никаких актрис! Мой внук в институт пойдет, инженером станет, а Соня твоя чтоб сразу после последнего звонка замуж, не откладывая! Пусть дома сидит и в самодеятельности участвует! Радику в полиции делать нечего, ему работать надо будет, а не по перфомансам с женой бегать – горячился глава городского Совета Ветеранов Вагиз Хуснуллин.
-Ой, Мирон Сергеевич! Тут такое, такое. Прямо не знаю, что будет – подъехала на самокате к своему начальству Светлана Курицына – Смотрите!
-Ну что ж! Этим и должно было закончиться. Будь, что будет. И все равно – у тебя хороший сын, Саня! Все было не зря…
-О чем вы, Мирон Сергеевич, Светлана? – спросил Лайбе своего патрона и секретаря.
-О жизни, Эрих Михайлович, о нашей жизни – кивнул на дорогу Рига.
Перфоманс, задуманный Лидой и Изольдой Львовной, приобретал прямо-таки космические размеры и смыслы. Притихшие горожане наблюдали фантастическую картину: трое мстителей, одетых во все черное, но с открытыми лицами, приближались к местному узилищу на черных электросамокатах.
В центре внушительно возвышался Савва Велиховский, зло бормотавший себе под нос:
-Дурак! Кто меня просил? Оно мне надо? Куда меня теперь возьмут? Только на завод или в политику, забыл - еще в тюрьму! Ненавижу Чехова!
-Я с тобой, отец! Мы вместе! Но в одном ты не прав, у меня теперь есть друзья, и даже все деньги мира не отнимут их у меня! Не позволю! - впервые со дня смерти отца Григорий Ковригин был так спокоен и уверен в себе.