-Помогаю! Но жизнь их по своему плану не леплю, и помру вовремя, как надо!
-А я что, не помру, что ли? Чего глупости болтаешь?! – возмутился Ковригин - старший.
- Ага! Как же! Ты ж себе мавзолей еще не построил. Куда тебя выставлять?
-Ну, если меня выставлять, то и ты рядом ляжешь! Вместе все делали, вместе и выставляться будем!
-Вот так ты меня во все и впутывал, угораздило же за одной партой оказаться. И ладно бы за что-то нормальное страдать! Нет, все с каким-то вывертом! Я даже первый фингал свой заработал за Че Гевару! Где я и где Че Гевара? Из-за тебя мне Янка целый год завтраки не готовила!
-Но, ведь, любила!
-О чем вы, дядя Мирон? – не переставал недоумевать Григорий.
-Отец твой идейный был с пеленок! В первом классе он меня Че Геварой прозвал, чтоб, значит, я убежденным был и сражался за справедливость до конца, воспитывал вроде. А я меньше всех среди сверстников был и худой, как палка. Когда Петька Рукавишников из нашего класса заявил, что я дурак и погиб по-дурацки, вместо того, чтобы в укрытии коммунизма дожидаться (это он про Че Гевару), у меня и выбора не оставалось, хотя Петька на голову выше меня был и толще в два раза! А отец твой сказал, что герои все погибают молодыми, так что мне нечего стонать и жаловаться, но глаз-то я два дня открыть не мог!
-А завтраки причем?
-Янка джинсой заболела после школы, когда мы встречаться стали. Ну что здесь такого буржуазного было, а Саня? Все девчонки наряжаться любят. А твой отец мне все тыкал и тыкал ее мещанством и вещизмом, продыху не давал, все твердил, что жена должна быть соратницей в борьбе с мировым злом, а не ахиллесовой пятой! Я жениться хотел, а не бороться! Только Янка такая же упертая была, как они меня тогда пополам не разорвали? Да разорвали! Янка заявила, что с джинсой завяжет, но весь год после свадьбы яйца буду жарить по утрам себе я сам, потому как больше я ничего не умел. Той яишней я до смерти наелся тогда! Только коммунизму это не помогло, да, Саня?!
-Хорошо было! Верилось, что все мы будем счастливы, свободны, будем лучше и добрее. Не получилось… - погрустнел Александр Петрович – Почему, друг? Что мы делали не так? И что мне сейчас делать?
-Да чего уж! Сделал ты все. Разгребать как будем?
-Ты мне поможешь, Мирон? Если я уже…
-Саня, ты не Бог, смирись. Люди сами выбирают свою дорогу, сами грешат и сами каются.
-Он правильно все делал! Что еще ему оставалось? Мошну набивать? Пусть не получилось, но ты все делал правильно! – внезапно кинулась убеждать Александра Петровича взволнованная Изольда Львовна – И кто сказал, что все зря?
-Завод ради наживы мне не нужен был тогда, да и сейчас тоже. А зря или не зря? Тяжело у меня на душе, Изо! Неспокойно мне, но от смерти не убежишь, не откупишься. Прости меня, сын! Мирон тебе все расскажет, письмо мое прочитаешь и решишь все… Друг, неужели все зря?! – начал задыхаться Ковригин – старший.
-Саня! Погоди, не помирай! Саня…
Легкое, невесомое облачко поднялось над кроватью умирающего и затрепетало от его неровного, прерывистого дыхания. Все присутствующие больше уже не сомневались и только ждали, когда оно растает вместе с жизнью старого коммуниста, не забывшего и не предавшего свои убеждения и идеалы. Еще мгновение и все прошло – все, кроме боли, от которой никуда не спрячешься и не сбежишь.
-Сашенька! Прости, я не могу, я не хочу без тебя! – Изольда Львовна рухнула лбом в еще теплые руки. Зачем что-то скрывать и соблюдать уже никому ненужные приличия? Все кончено!
-До встречи, друг! – прошептал неслышно Мирон Сергеевич Рига – Я все сделаю, а ты спи спокойно, ты был хорошим человеком и самым лучшим другом. Прощай!
Григорий Ковригин молчал и цепенел от абсолютного непонимания случившегося. Ведь, все было в его жизни, а сейчас ничего нет. Почему? В чем смысл смерти? Зачем и кому она нужна? Вонзая ногти в сжатые кулаками ладони, он медленно погружался в океан страдания и боли, безвольно растворяясь в соленой от нескончаемых мириадов людских слез воде.
Александр Ковригин умер, но это не начало и не конец нашей истории. А начало было в далеком 1991 году в Москве на фоне ликующего, ошалевшего от свободы и победы над коммунистическим режимом московского люда, рьяно примеряющего новые идеалы и ценности, возводящего на престол нового вождя и творившего себе новых идеологических кумиров.