И Симеона Иоанновича тоже все достало, хотя со своей удочкой он управлялся запросто – вот в прошлом месяце выудил из карманов подрядчиков-строителей нового муниципального детского садика большую и жирную рыбину. А кого ему было стесняться? Тех браконьеров сверху, что обрядились в одежды государственных чиновников и так обожрались общественной рыбой, что хрюкать уже нам начали о совести и долге? Ха! Ха! Ха!
Но на душе у Симеона Иоановича все равно было неспокойно:
-Зачем эта массовость? Ну и что традиции? Раньше на митинге они яйцами не пулялись!
-Этот митинг будет уже восьмой раз. Ну, нельзя его отменить!
-Да как я на него пойду?! Фингал куда дену?! Этот бандит Ковригин еще хуже своего отца! Тот хоть, разговаривать со мной не хотел, но не дрался, а сынок его…
-Да, проблема! Будем думать – успокаивал шефа Игорь Владиленович – Там же Тарус приедет снимать.
-Смерти моей хочешь? Никуда не пойду! Сам иди и выступай перед этими гопниками! Они еще с яйцами припрутся! – возмущался господин Царапкин.
-А вы черные очки оденьте и все.
-Совсем сдурел?! Я же из народа, сам все время твердишь. Вот твой народ и будет пялиться на меня и зубоскалить. Что я Джеймс Бонд, что ли? Надо, чтобы я как все был!
-Давайте все очки оденем! В смысле, все, кто будет на трибуне.
-А так можно?
-Не волнуйтесь, Симеон Иоаннович! Я всех предупрежу и прослежу. Сейчас совещание начнется, а я пока поручу секретарше купить всем одинаковые черные очки. Вы будете как все! – на что господин Царапкин недоверчиво хмыкнул.
Совещание городских служб, посвященное предстоящему празднованию Дня независимости России, началось в зале заседаний Кулешовской Администрации. Весь цвет местного общества обреченно и покорно слушал долгие выступления назначенных ораторов, лишь изредка сигналя громким скрипом своих кресел о чрезмерно длинном и нудном выступлении некоторых из них. Уже были выслушаны начальники отделов городского транспорта и молодежи, торговли и общественного питания, председатели комитетов ветеранов и местные предприниматели, всем было скучно и грустно. Даже вид спины и затылка сидящего в первом ряду господина Царапкина, скрывающего своей позой яркую расцветку левой половины своего лица, больше не веселил прозаседавшихся, мэровский фингал был обсужден и обхихикан ими со всех возможных сторон. Но вот зал оживился – на трибуну вышел городской прокурор Виталий Андреевич Бубликов:
-Уважаемые товарищи и вы, господин мэр! День России – важнейший праздник в нашей стране, появился он в 1991 году и уверенно входит в жизнь россиян. Программу празднования мы обсудили. У меня большая личная просьба к присутствующим. Давайте мирно проведем это мероприятие. Каждый пусть сам постарается! Кто-то поменьше кидаться будет, сами знаете чем, ну а вы не обижайтесь сильно, народ, ведь, не заткнешь. Насчет порядка, я поговорю, конечно, с подчиненными, но что делать? Всех не обыщешь! – Виталий Андреевич, шумно попыхивая, продолжил свое примиренческое выступление - Может, подумаете, кто с господином мэром выйдет на крыльцо, а кто нет? К некоторым из вас горожане не очень плохо относятся…
Зал еще более оживился и даже посыпался смешками с последних рядов, где сидели ветераны, свободные от служебного подчинения, и неформальные зрители (зеваки):
-Надо стеклянный щит установить, как у папы римского, или чемоданы пуленепробиваемые в Москве попросить!
-Какой щит! Какие чемоданы! Не заработало наше начальство на них, бюджет пустой.
-Зонтиками пусть закрываются, как в прошлом году. Дешево и сердито!
-А чего народ бояться? Ближе надо быть, тогда и народные яйца не страшны!
-Вот Ковригина бы не закидали, а он помер так некстати.
-Выбирай, не выбирай – все они одного поля ягоды!
-Ну-ка тихо, хватит развлекаться! – резко выдохнул Виталий Андреевич – Извините, господин Царапкин, но, похоже, всех закидывать будут ваших.
Махнув рукой, прокурор покинул зал. Тут вышедший из народа и из себя господин Царапкин визгливо закричал что-то в ответ на критические высказывания, но, поскольку, голову он держал прямо по направлению к трибуне, не поворачивая ее к залу, продолжая скрывать свой знаменитый фингал под левым глазом, то адресаты его слов никак не могли понять: