В ночь на 12 июня 2019 года Максим Семенович Печенкин вернулся домой с мстительной площади имени своего тезки и сел за позднее чаепитие, привычно и ловко налив большую синюю кружку черного чая и пододвинув ближе тарелку с маковыми сушками. Старый плюшевый абажур под потолком выхватывал из сумрачного пространства небольшой кухни только круглый массивный стол, стоящий на одном и том же месте уже более семидесяти лет.
Максим Семенович грустно улыбнулся – вот здесь сидел его отец Семен Печенкин, пришедший с фронта без ноги, тихий и смирный в обычное время, но громогласный баламут в нечастые периоды запоев. Там – его единственный брат Виктор, никогда не упускавший случая ткнуть младшему брату своим старшинством, рядом с ним недолго, около года, сидела Маняша, его жена; потом молодой семье дали комнату в заводском общежитии, и они уехали, да и не ладили братья с того памятного 1957 года. Место матери за столом было рядом с плитой, Аглая усаживалась туда на минуточку в перерывах между подай-принеси.
В 1962 году стол пополнился новыми едоком – женой Максима Таей, а затем и их сыновьями Антоном и Александром. Абсолютно счастливое было время! Смех, шум, ссоры – всего было так много, что однажды старый стол не выдержал и обломил одну из ножек. Максим заменил ее новой, но другого цвета. Вот она – и сейчас темнее трех остальных.
В 1971 году за все тем же круглым столом покорно и горестно семья и близкие поминали Аглаю, вернувшись после похорон со старого волковского кладбища в Кулешах. Тогда же Максим с Виктором тихо помирились, осознав, что остались единственными близкими людьми из тех, кто родился и жил в бревенчатом пятистенном доме, построенном их дедом в деревне Грязнуха, ставшей нежданно-негаданно в начале прошлого двадцатого века сначала коммуной имени Демьяна Курицына, а затем поселком Металл Советов.
Тая разбилась на самолете, когда летела на слет учителей в Москву, их младшему сыну Александру было тогда тринадцать лет. Плакать Саша уже не мог, не разрешал себе, только поскуливал тоненько, как забытый щенок, не замечая этого. Антон уехал жить и работать на Север, женился там, и двух своих внучек Печенег видел только в летние каникулы.
Максим Семенович встал и прошел в комнату. Вот здесь стоял еще один стол, вернее столик, маленький и самодельный. На нем когда-то лежали две толстые тетради, очки и пачка папирос – вещи постояльца. Это была комната Демьяна Курицына, которую он снимал у Аглаи Печенкиной с июня 1956 года по январь 1957года.
Первым человеком, который заговорил с Максимом на эту тему, была Римка:
-У тебя скоро отчим появится? И как ты его будешь звать?
-Чего? О чем ты?
-Ой, не могу! Ничего вы, мужики, дальше своего носа не видите! У тебя в доме такое происходит, а ты как слепой кутенок.
-Глупости не болтай!
-Да я-то не болтаю! А вот бабы уже все языки смозолили. Говорят, твоя мать снова заневестилась, будто двадцать лет с плеч сбросила. Хотя, сколько ей еще вдоветь?
-Дура ты, Римка! На лицо красивая, а внутри как есть круглая дура!
-Это я-то дура?! Твоя мать загуляла, а я сразу дурой стала?! Чего ж ты ко мне такой бегаешь? И еще целоваться лезешь?
-Да если бы у тебя мозги были, стала ты мне это передавать?!
-А что такого? Не я – другие бы передали.
-Вот именно, другие бы!
Максим прилетел домой, но там было тихо – только белые накрахмаленные занавески стукались от сквозняка в рамы открытого кухонного окна. Максим замер, бешенные ритмы его сердца стихли, кулаки разжались, и он задумчиво огляделся вокруг. А ведь действительно его дом изменился! Вроде все на старом месте, но как-то по-другому.
Цветы! В их доме не было цветов, отец никогда не дарил их маме, а сейчас в центре круглого стола стояла трехлитровая банка с роскошным букетом полевых цветов. И что это за розовое пятно в углу комнаты? Это розовое платье матери, пышное и воздушное, подрагивающее на сквозняке как невесомая сказочная вуаль. И эта вуаль едва уловимо пахла табачным дымом!
«Все - правда!» - бесповоротно понял Максим, но решить плохо это или хорошо он не мог.
Присев на старый колченогий стул, юноша безвольно перебирал мыслями: «Почему я не переживаю? Получается, мать предала отца? Демьян прожил у нас только два месяца, а она уже. И что скажут люди? Хотя, они давно болтают! Я что-то должен сделать? Что?».