И снова лето – время любви, настоящей и взрослой любви! Они жили и были счастливы долгие годы, месяцы, дни…
Максим Семенович задумчиво смотрел на фото жены в деревянной рамке на стене. Неужели все закончится? Неужели наступит время, когда на Земле не останется ни одного человека, кто бы знал его Таю? Ее забудут, также как забыли бедолагу Демьяна или бабу Дашу, их соседку, безвозвратно отправившую на фронт своего мужа Николая и трех сыновей-погодков. И даже как отца Витиного одноклассника Фимы - Арсения Сергеевича Калинкина, ставшего директором Кулешовского металлургического завода в июне 1941 года и переведшего его на военные рельсы в считанные месяцы ценой своего больного сердца, он умер в вагончике на путях, где ночевал, чтобы не терять времени на походы домой. Господи, зачем все?! Столько боли, страха, отчаяния! Скорей бы рассвет и чернота уйдет, но вернется снова…
Резкий стук в дверь прервал поток бесполезных депрессивных мыслей:
-Здравствуй, Максим Семенович, это я. Можно?
-Здравствуй! Заходи! Как ты вовремя и как я рад тебя видеть.
-Что творится? Прямо первомайская демонстрация!
-Праздновать завтра будем. От души и с яйцами. Заходи, садись. Схоронили, значит, Ковригина.
-Да. Я его сына привез, пусть сам решает, что делать будет – здесь оставаться или обратно во Францию.
-Какая Франция?! Он же с корабля на бал попал и вовсю уже вытанцевывает! Ты его спроси, где он по ночам шляется.
-Чего?
-Да еще и Савву Велиховского в компанию взял. Нарочно не придумаешь – богач с банкиром мстить взялись!
-То-то он раскулачиваться собрался! Завод решил людям отдать.
-А люди эти куда потом? Где им работать? Беззубое какое-то поколение, прямо принцы трепетные и наивные!
-Ну, беззубые или нет, посмотрим. А вот то, что в три горла жрать не будут, это точно!
-Другие желающие найдутся. За свое драться надо, а не лапки складывать!
-Кто такой Савва Велиховский? У Григория не было друзей в Кулешах, он здесь лет двадцать не бывал.
-Местный он, отец его из Питера, а семья вся тутошняя. В банке, говорят, работает. Я его на вокзале встретил и не пойму, как он в нашу кашу встрял! Он же мне пел, что каждый сам за себя ползти должен, пока копыта есть. Тогда зачем он на Степана полез?
- Какого Степана? О чем, ты, Максим Семенович?
-Да каменного, что на площади. А ты, Мирон, садись, нам еще о многом говорить надо.
Глава 15. Огонь, вода и медные трубы.
Все мы проходим свои испытания, проходим с потерями и без, остаемся после них кто с богатыми наградами, а кто и с пустыми карманами. Но главное все же, чтобы у человека было это ощущение собственной победы, преодоления и гордости – я смог, я все-таки смог! Было ли оно у Александра Ковригина? Не знаю.
Интересно то, что послевоенная советская жизнь не требовала от обычного человека каких-то сверх усилий или жертв ни во имя коммунизма, ни для получения материальных благ (даже в огромном их количестве – уравниловка не позволила бы), ни для построения карьеры или иного личного успеха. Конечно, где-то рядом по советской земле бродили суперличности с глобальными планами и желаниями, вроде получения царской дочки и полцарства впридачу, но они были где-то там наверху в лабиринтах власти и тщеславия. К тому же, господствующая в обществе мораль базировалась на столпах равенства и коллективизма, нарушение которых каралось однозначно и неотвратимо.
Проще говоря, если ты ведешь себя как все (учишься, работаешь, женишься, минимально участвуешь в общественной жизни, причем твои мысли просвечивать никто не будет), то ты получишь такую же, как и все, долю общего пирога в виде зарплаты, квартиры, медицины, пенсии, путевки и т.п. И еще - позднее советское государство не предполагало забирать на свои нужды все время собственных граждан, наоборот – активно пропагандировало необходимость свободного времени для обычного человека, которое бы тратилось на развитие, отдых, семью, т.е. личные цели и планы. Сравните это с современной безостановочной борьбой всех против всех, а лучше с высокомерными криками о том, что рыбу ты никогда не получишь, а за удочку будешь должен.
Александр Ковригин окончил среднюю школу, техникум, вечерний институт (и все бесплатно), пошел работать на Кулешовский металлургический завод, в двадцать девять лет вступил в КПСС, в тридцать пять лет стал начальником крупнейшего цеха завода, в сорок – его главным инженером, в сорок два – директором. Никаких подвигов, лишений и страданий, подлостей и лизоблюдства такой карьерный рост от него не потребовал. Насиловать свой внутренний мир ему тоже не пришлось, Ковригин был патриотом и искренне верил в светлое будущее всего человечества, любил и уважал своего отца-фронтовика, никогда не мог представить себя в роли миллионера и хозяина завода, даже в страшном сне не мог и не мечтал! Но пришли девяностые годы двадцатого века и все рухнуло.