Я впал в какое-то подобие транса. Всё, что я видел — это хворост и кромка леса.
А просека тянулась и тянулась, словно не имея конца. Хворост стал реже — видимо, заканчивались участки, где велась активная вырубка. Но то, что оставалось, приходилось сгребать в отвал особенно тщательно. Пропущенный участок мог оставить брешь в огненной линии.
За спиной, в паре сотен метров, полыхал наш отжиг, постоянно напоминая о себе рёвом пламени. Иногда порывы ветра доносили запах горелого дерева, копоть, едкую гарь.
Ещё сто метров. Ещё вод до того пенька…
Я работал на автопилоте. Глаза видели просеку, мозг посылал команду, телекинез срабатывал. Но сознание словно отключилось, ушло куда-то внутрь. Осталось только: сгреби, сгреби, сгреби.
Катя молчала, как будто чувствуя моё состояние. Хорошая девочка. Понимает, когда надо просто помолчать и не мешать.
— Всё, — прохрипел из рации усталый голос Михалыча.
Я встряхнул головой, выходя из транса:
— Что всё?
— Мы свою работу сделали. Двенадцать километров отожгли, фронт перекрыли. Да и бензин закончился.
Двенадцать километров. Только теперь до меня дошёл масштаб того, что мы проделали. Двенадцать километров огненной полосы. Против природной стихии.
— Хворост больше можно не сгребать? — спросил я, с трудом шевеля языком.
— Раздвинь только чуток, чтобы проехать. И давайте где-нибудь остановимся отдохнуть, желательно повыше. Хочу посмотреть, что из нашей затеи выйдет. Да и не каждый день такое увидишь!
Внезапная, оглушающая тишина. Я перестал напрягать телекинез, и сразу почувствовал, как меня накрыла волна усталости. Руки отяжелели, веки слипались. В висках больше не пульсировала боль — там была просто пустота.
— Мы сделали это, — потрясённо прошептала Катя.
— И не говори, самому не верится, — в тон ей выдохнул я.
Впереди просека начинала подниматься по склону горы.
— Давай остановимся на самом высоком месте, — показал я вперёд.
Там просека, казалось, уходила в небо. И только провода ЛЭП подсказывали, что дальше начинается спуск. Мы достигли перевала.
ㅤ
На самом высоком месте просеки, где дорога проходила по склону горы, оказалась ухоженная полянка со следами пикников. Похоже, кто-то сюда регулярно наведывался, полюбоваться на восходы или может закаты. Так-то да, романтичное местечко. Даже сосновый лес с юга ненадолго отступил, открывая шикарный вид на всю долину — бескрайнее море зелёных крон. Рядом журчал ручей, стекающий с горы тонкой ленточкой. Даже воздух здесь был чище, ароматнее, вкуснее. Он был напоен свежестью и запахами леса и разнотравья, а не древесной и пластиковой гари.
Только две вещи портили ландшафт. Наша полоса отжига, вгрызающаяся в лес с севера, со стороны просеки, и наступающий с юга широкий, изогнутый фронт грандиозного лесного пожара, от которого чуть в сторону от нас по-над лесом тянулся шлейф грязного чёрно-серо-белого дыма.
Бензовоз с натужным рёвом двигателя заполз на поляну и остановился рядом с пикапом. Михалыч выключил мотор, и внезапно стало тихо. Так тихо, что слышался только плеск ручья да далёкий гул пожара.
— Располагаемся, — сказал седой пожарный, вылезая из кабины. — Зрелище будет скоро, его пропускать нельзя.
Артём спрыгнул с подножки, пошатнулся, присел на траву. Лицо у него было бледное, руки дрожали.
— Жив, боец? — спросил я.
— Нормально, — выдохнул он. — Просто…
— Да я понимаю, — я опустился на траву рядом. — Сам не понимаю, как ещё не сдох.
— Ага, — Артём даже прикрыл глаза.
Катя устроилась рядом, привалившись плечом ко мне.
— Сколько ждать? — спросил я.
— Да уже начинается, — Михалыч щурился, всматриваясь в даль. — Смотри, видишь наш отжиг?
— Как не видеть, — усмехнулся я. — Красивое.
— Страшно красивое, — хмыкнул Михалыч. — А вон, основной фронт какой мощный. Сейчас посмотрим, кто кого.
Минуты тянулись медленно. Мы сидели, приходя в себя и напряжённо всматриваясь в сближающиеся фронты огня.
— Началось, — вдруг сказал Михалыч.
И правда, между фронтами что-то изменилось.
В месте наибольшего сближения дым двух пожаров начал закручиваться в спирали. Два извивающихся столба дыма, как два гигантских змея, потянулись друг к другу, будто обнимаясь. Пламя нашего отжига тоже вытянулось в сторону основного пожара, и как будто сильнее разгорелось.
— Они воздух всасывают, — объяснил Михалыч. — Между фронтами разрежение образуется. Взаимный подсос. Вот их туда и тянет, как два магнита.