Я все еще чувствую это сейчас, неконтролируемую потребность, и не уверена, его это или мое.
А может, комбинация того и другого.
Его огромное тело прижимает меня к стене, и я не могу дышать, не потому что он сдавливает меня, а из-за всего остального.
Например, его дыхание на моем лице и резкие покалывания, которые оно вызывает.
Или запах его одеколона, окутывающий меня целиком, как это было перед Кириллом и Александром.
Но больше всего это его тепло, чувство безопасности, которое я никогда не позволяла себе испытывать, даже с отцом.
Потому что он не говорил этого, мой отец, он никогда не говорил, что защитит меня. Вот почему я ушла, вот почему я ношу контактные линзы и очки и изменила цвет волос.
Вот почему я украла у него.
Но Нокс сказал это в присутствии тех двух опасных людей. Ему было все равно, что они опасны и что они могут свернуть ему шею одним движением руки Кирилла.
Именно это и произошло бы, если бы рядом не оказалось людей. Кирилл подал бы Александру знак, и его охранник зарезал бы Нокса до смерти, а потом закопал бы его на какой-нибудь стройке.
Но Ноксу на все это было наплевать.
Он сказал, что защитит меня.
И, возможно, именно поэтому я прижалась к стене. Я дышу так резко, так гортанно, что, кажется, у меня гипервентиляция.
Тем не менее, Нокс держит меня за шею, не давая оторваться. И хотя я понятия не имею, куда он меня ведет, часть меня, та непокорная часть с шипами, которая решила украсть и сбежать, не волнует.
Ноксу тоже все равно, потому что его член упирается в мою попку, твердый, толстый и горячий. Такой горячий, что я загораюсь.
Все напряжение, которое я испытывала с того дня, когда он вышел из комнаты снабжения, возвращается с новой силой. Натиск эмоций обхватывает горло, совпадая с его хваткой. Он прижимает указательный палец к моей челюсти, запрещая мне двигаться.
Но это не единственное, что обхватывает меня. Другая его рука хватает мою талию и тянется к молнии моих брюк, расстегивает ее, а затем стягивает ткань вниз, под задницу.
Порыв воздуха ударяет меня по коже, и мои глаза расширяются.
— Нокс...?
— Шшш. Я же просил тебя не шуметь.
— Боже, ты можешь быть серьезным?
— Вполне. Что, по-твоему, значит «я тебя трахну», моя маленькая обманщица?
В том-то и дело, что я не подумала. Или, может, я думала, что он шутит, но это явно не тот случай.
— Здесь? — пробормотала я, мой голос дрожит, но не от волнения.
— Здесь.
Это слово, одно единственное слово, но он шепчет его своим глубоким, чувственным голосом, и это похоже на толчок в мое изголодавшееся ядро.
— Но... но мы на публике.
— И что?
— Любой может увидеть.
— И?
— Это неправильно.
— Все самое лучшее является неправильным, красавица.
Я не могу придумать, что ответить, потому что он ласкает меня через трусики, и они намокли от такого сильного возбуждения, что это странно и возбуждающе одновременно.
— Хм. Ты мокрая от мысли, что тебя оттрахают на публике.
— Нет...
— Нет? Твоя киска, истекающая влагой из-за одного только обещания, утверждает обратное. Тебе нравится мысль о том, что кто-то может появиться и увидеть?
— Нет...
— Хорошо. Знаешь, что?
Он стягивает мои трусики, так что они присоединяются к брюкам, и обнажает мою киску; однако я все еще думаю, что он отступит и прекратит это безумие.
Но я должна знать лучше.
Нокс и безумие идут рука об руку.
Иногда он и есть безумие.
Он та часть безумия, которая имеет наибольший смысл.
Глупость посреди логики.
Вот как это чувствуется сейчас. Так правильно и неправильно одновременно.
Единственное правильное в неправильном.
Звук его собственной молнии эхом отдается в воздухе в маленьком закутке за рестораном, где любой может пройти мимо. Где любой сотрудник может выйти за дверь, чтобы что-то выбросить или сделать перекур.
И я думаю, что он прав. Одна только возможность делает меня более влажной, липкой, грязной.
Он причина, почему я такая. Я всегда была хорошисткой. Затворницей. Скучной и мягкой.
Черт, я думала, что мне понравится секс только при выключенном свете и в запланированные дни.
И нет, фантазии о том, как меня держат и трахают, не в счет.
Но он доказал обратное. И очень сильно.
С того самого первого раза он спровоцировал ту часть меня, которую я берегла для кошмаров. Он научил меня, что я хочу большего, чем простого и скучного. Что секса без света и по субботам недостаточно.
Этого секса недостаточно.