Надо приобретать авторитет. В разведке должно быть несколько сот человек-друзей (это больше, чем агенты), готовых выполнить любое наше задание» [4] .
Впрочем, претворял в жизнь новые задачи военной разведки уже не М.В.Захаров, назначенный в июне 1952 г. на должность главного инспектора Советской Армии, а очередной начальник ГРУ, кадровый военный разведчик генерал-полковник М.А.Шалин, которого в августе 1956 г. сменил генерал-полковник С.М.Штеменко, в 1948-1952 гг. он был начальником Генерального штаба и прекрасно разбирался в том, какая ему нужна разведывательная информация.
Правда, на этом кадровые перестановки в ГРУ не закончились, и связано это было прежде всего с личностью Н.С.Хрущева. Дело в том, что в конце 1957 г. между ним и министром обороны маршалом Г.К.Жуковым возник конфликт. И для того, чтобы беспрепятственно снять Жукова с поста министра обороны, Хрущев в октябре 1957 г. направил его с официальным визитом в Югославию, где в то время советского посольства не было. В отсутствие Жукова в Москве провели партполитактив Министерства обороны, на котором отставка Жукова была фактически решена. Однако начальник ГРУ Штеменко - ставленник Жукова - сумел предупредить опального министра о грозящей ему опасности. Этого ему Хрущев не простил.
На октябрьском 1957 г. Пленуме ЦК КПСС Жукова обвинили с бонапартизме, стремлении к неограниченной власти и потере скромности. Но среди выдвигаемых обвинений были и касающиеся деятельности ГРУ. Впрочем, есть смысл предоставить слово самим обвинителям. Из доклада на Пленуме М.А.Суслова:
«Еще об одном факте хочу рассказать вам, о факте, показывающем, как тов. Жуков игнорирует Центральный Комитет. Недавно Президиум ЦК узнал, что тов. Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей. В эту школу предполагалось брать людей со средним образованием, окончивших военную службу. Срок обучения в ней 6-7 лет, тогда как в военных академиях составляет 3-4 года. Школа ставилась в особые условия: кроме полного государственного содержания, слушателям школы рядовым солдатам должны были платить стипендии в размере 700 рублей, а сержантам - 1000 рублей ежемесячно. Тов. Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе. Об ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров как коммунист счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра».
Из доклада на Пленуме Н.С.Хрущева:
«Относительно школы диверсантов. На последнем заседании Президиума ЦК мы спрашивали тов. Жукова об этой школе. Тов. Малиновский и другие объяснили, что в военных округах разведывательные роты и сейчас существуют, а Центральную разведывательную школу начали организовывать дополнительно, и главное без ведома ЦК партии. Надо сказать, что об организации этой школы знали только Жуков и Штеменко. Думаю, что не случайно Жуков опять возвратил Штеменко в разведывательное управление. Очевидно, Штеменко ему нужен был для темных дел. Ведь известно, что Штеменко был информатором у Берии - об этом многие знают и за это его сняли с работы начальника управления…
Возникает вопрос: если у Жукова родилась идея организовать такую школу, то почему в ЦК не скажешь? Мы бы обсудили и помогли это лучше сделать. Но он решил: нет. Мы это сами сделаем: я - Жуков, Штеменко и Мамсуров. А Мамсуров оказался не Жуковым и не Штеменко, а настоящим членом партии, он пришел в ЦК и сказал: не понимаю в чем дело, получаю такое важное задание и без утверждения в ЦК. Непонятно, говорит он, почему об этом назначении должен знать только министр обороны. Вы знаете что-нибудь об этой школе? Мы ему говорим: мы тоже первый раз от вас слышим. Можете себе представить, какое это производит впечатление на человека.
Неизвестно, зачем нужно было собирать этих диверсантов без ведома ЦК. Разве это мыслимое дело? И это делает министр обороны с его характером. Ведь у Берия тоже была диверсионная группа, и перед тем, как его арестовали, Берия вызвал группу своих головорезов. Они были в Москве, и если бы его не разоблачили, то неизвестно, чьи головы полетели бы.