— Жижа, хоть и сволочь, но своих не бросает.
— Ага, только носит их совсем не Жижа... А я чуть не умер, когда плечо подставил. Стиснул зубы и несу. Только чувствую, что придавил меня Санек так, что хоть ложись на землю и ползи. Мне Жижа тогда пинка дал и обругал, что я покойника несу. Куда, говорит, прешь — нам о живых заботы хватает, а жмурикам уже все равно. Бросай прямо тут.
— Вот так и бросил?
— Так и бросил. Но я о другом хочу сказать — почувствовал я, как Санек богу душу отдал, понимаешь? Душа улетела, а сам он таким тяжелым стал, что меня ноги держать перестали. Не странно это?
— Нисколько. Душа, она ведь почему улетает? Потому что легкая. Тело она приподымает, потому оно и кажется легче, ну, как воздушный шар, понимаешь? А на нашего не подумай, вон головой вертит стервец!
На самом деле Николай уже давно лежал с приоткрытыми глазами. Вместе с вернувшимся сознанием пришла боль, которая колыхалась с каждым шагом несущих носилки. Кое-как притерпевшись, Николай попытался понять, к кому попал в руки.
Несли его ногами вперед, что было странно. Сначала пришлось рассматривать спину идущего впереди, но скоро это ему надоело. Узкие плечи и защитного цвета куртка, с темным пятном пота между лопатками, показалось ему мало информативными, и он вывернул голову, попытавшись посмотреть кто же идет сзади.
На этот самый момент и обратил внимание усатый мужик с круглой красной физиономией, обозвав его стервецом. Николай в ответ мысленно назвал его козлом и откинулся, стараясь совладать с болью. Он поглаживал плечо, нашептывая слова, которые первыми пришли ему в голову. Увлекшись, он не сразу сообразил, что носильщики встали. Слезящиеся от неутихающей боли глазами он попробовал рассмотреть куда они пришли, как его наблюдение было неожиданно прервано.
— Кидаем тут! — прохрипел усатый. По-видимому, ношение тяжестей не было его сильной стороной.
Носилки из брезента тотчас немилосердно были брошены на землю, прямо там, где произошла остановка. И, хотя Николай услышал слова усатого, подготовиться к падению он не успел. Земля больно ударила в спину, а плечо взорвалось новым фонтаном боли.
— Открывай ворота! — молодому явно не терпелось завершить миссию.
— Три шестьдесят две! — ответил голос откуда-то сверху.
— Чего-чего? — обалдел молодой.
Искры, фонтанирующие в глазах Николая, поутихли и он увидел массивные железные ворота с большой, некогда красной звездой посредине. Краска на воротах местами облезла, обнажив рыжий от ржавчины металл, а краска на звездах выцвела и смотрелась продолжением ржавчины, образуя витиеватую композицию.
— Да пошел ты знаешь куда?
— Четыре двенадцать пойдет? — весело выкрикнул усатый.
— Тоже нормально, — со смешком ответил таинственный незнакомец и ворота, скрипнув, поехали в сторону.
Николая снова подхватили и бодро поволокли внутрь. По пути молодой успел перекинуться парой неласковых с неизвестным, что дежурил на воротах, а через минуту носилки были снова кинуты, но уже на пыльный бетон. В этот раз Николаю удалось сгруппироваться и последствия падения хоть и были жестче, но не столь трагичны.
На время про него забыли, оставив в покое. Это позволило ему успокоить ноющую руку и собраться с мыслями. Площадка, на которую он был немилосердно брошен, была бетонным плацем, что присутствовал в каждой военной части. Ворота со звездой и форма на носильщиках еще раз подтверждали мысли о воинской части. Больше никаких выводов Николай делать не захотел, а просто откинулся, впитывая в себя солнечную энергию.
Лежать в лучах солнца было хорошо. Единственное неудобство доставляла рука — напоминая о себе постоянной тупой болью. Время от времени боль становилась острой, «стреляя» по всему плечу. Тогда Николай вздрагивал и поглаживал другой рукой больное место. Массирующие движения имели положительный эффект, гася волны боли. А потом все повторялось.
— Встать! — услышал он резкий голос и попытался сфокусировать зрение на заслонившем солнце военном.
Широкая круглая фуражка на его голове, перекрыв дорогу солнечным лучикам, светилась по краям подобно нимбу святого человека. Двигаться не хотелось. Чего ради? Пусть и тревожное, но состояние покоя не располагало к резким движениям, которые могли потревожить рану. Николай чувствовал, что ему постепенно становится лучше и прерывать это прекрасное ощущение смерть, как не хотелось.